Анатолий Полянский - Десять процентов надежды

— Товарищ начальник, — бросился боец к Фролову, — тебя жду. Давно жду.

— Почему же в номер не зашел? Там бы подождал.

— Он не велит, — кивнул боец на швейцара в ливрее, важно восседавшего у двери. — Нельзя без хозяина, говорит. Хозяин разрешить должен.

Фролов с улыбкой посмотрел на своего ординарца. Он очень привязался к Брамбаеву за время службы в Хорезмском полку.

— Ну идем, — сказал Фролов. — Да, постой, как ты здесь очутился? Я же тебя в лазарете оставил. Поправляться велел.

— Зачем лазарет, товарищ начальник! Плохо лазарет. Не надо. Брамбаев совсем здоров.

Фролов опять улыбнулся, но ничего не сказал. Приход ординарца навел на неожиданную мысль: «А нет ли Голубева в госпитале?» Ведь могло же так получиться, что Голубев был тяжело ранен и имя его нескоро выяснили. А пока разбирались, в авиационном отделе поспешили занести в графу «Пропал без вести».

Не откладывая дела в долгий ящик, чекист на другой же день отправился по госпиталям. Он побывал в трех и уже отчаялся, как вдруг в четвертом, расположенном отдельно, вдали от города, ему неожиданно повезло. Дежурная сестра, хмуро выслушав Фролова, переспросила:

— Голубев? Летчик?

— Так точно, — обрадовался Фролов. — Он здесь?

— А вам, собственно, зачем?

— Это мой друг.

Сестра поджала губы и подозрительно посмотрела на него:

— Нету. Уехал ваш летчик..

— Куда?

— А я почем знаю?

В голосе сестры Фролов уловил враждебные нотки. Он понял, что ничего не добьется, если не назовет себя. Сестра сразу подобрела. Принесла историю болезни Голубева и рассказала, что летчику дали отпуск по болезни сроком на три месяца. От санатория он отказался и вдвоем с другим выздоравливающим, красноармейцем Гринько, который выписался досрочно, уехал на юг. А куда, она действительно не знает.

— Почему же вы мне сразу все не рассказали? — прощаясь, спросил Фролов.

— Потому что не знала, кто вы, — смутилась сестра. — Вчера приходил ко мне один человек, с бородой. Все о летчике выспрашивал. Уж больно он мне не понравился…

Фролов вышел из госпиталя и задумался: «Серега жив — это главное. Но кому он понадобился?.. Человек с бородой!..» Сам себе объяснить это обстоятельство Фролов так и не смог.

Весь путь по железной дороге Голубев и Гринько проделали сравнительно быстро. Ехали по тем временам не без комфорта. Как раненых, начальник вокзала посадил их вне очереди, и друзья захватили две верхние полки, Так что можно было поспать дорогой. Правда, и в вагоне друзья продолжали свой спор. Дело в том, что перед отъездом Голубев предложил пойти в управление ОГПУ и рассказать о платке, потому что дело могло оказаться серьезным. Гринько запротестовал.

— Виткиля мы знаем, шо це не басня, — заявил он. — Людей от дела оторвем. Спасибочки не скажут. Заявят: це ж на смих курям, хиба других забот у вас нема?

Сергей заколебался. История действительно странная. Могут не поверить, слишком на сказку похожа.

— Да ты не сомневайсь, — продолжал уговаривать Гринько, — все гарно буде. Пойдем до Умара в Ош. Усе равно времени у нас богато. Поговорим с Умаром. Он мужик — голова. Там и побачимо.

После долгих раздумий Голубев сдался. Однако всю дорогу вспоминал об этом. И каждый раз между друзьями вспыхивал спор.

До Андижана доехали благополучно. А вот дальше дело обстояло сложнее. Железная дорога здесь кончалась, и до города Ош нужно было добираться попутными средствами. Вначале ехали в арбе, запряженной ишаком. Потом шли пешком, что не доставляло особого удовольствия, так как жара перевалила за тридцать градусов. Последний же этап пути пришлось проделать верхом вместе с отрядом пограничников. Для Гринько, закаленного кавалериста, это было настоящим праздником. Он с удовольствием забрался в седло и всю дорогу радостно насвистывал. Но для Сергея, которому за всю жизнь приходилось садиться на коня раза три, да и то в детстве, путь показался долгим и мучительным. И если бы не рассказы командира отряда пограничников, он совсем бы раскис. Командир был старожилом этих мест, знал массу историй, легенд и обрадовался возможности рассказать все это незнакомым людям. От него друзья узнали, что Ош в переводе на русский значит «стой». Город назвали так потому, что, как повествует легенда, пророк, превыше всего почитавшийся до революции в Средней Азии, уставший от тяжелых странствий, остановил здесь своих быков словом «ош».

— Это очень древний город, — говорил пограничник увлеченно. — Он упоминается в летописях еще тысячу лет назад. Город расположен как раз на перекрестке больших караванных путей в Индию и Китай. Именно здесь провозили свои неведомые для европейцев товары — фарфор и пряности — монгольские ханы и индийские раджи. А потом этим же путем прошли орды завоевателей.

Сергей улыбнулся:

— Вы рассказываете, как ученый.

— Приходится и исследователем быть, — усмехнулся командир. — Пограничник должен все знать.

Пока доехали, Сергей уже знал не только историю города, в который они направлялись, но и особенности здешнего климата, и обычаи местного населения, и даже то, что показавшаяся на горизонте скалистая возвышенность называется Сулейман-а-тахта и на склоне ее расположена старинная мечеть.

В городе друзья распрощались с пограничниками и двинулись пешком вдоль бурной Ак-буры. Искать Умара пришлось довольно долго. Танджибаев жил на окраине. Друзья порядочно поплутали, пока нашли нужный дом. Голубев осторожно постучал. В ответ раздался остервенелый лай собаки. В соседних дворах мгновенно отозвались другие псы.

— Хай им бис глотку заткне! — выругался Микола. — Стукай шибче!

Наконец тихий женский голос спросил, что нужно. Несколько минут длилось молчание, и Голубев уже подумал, что ему почудился голос, как вдруг калитка широко распахнулась. На пороге стоял Танджибаев в широком цветастом халате и тюбетейке. Пополневший и оттого, должно быть, казавшийся еще ниже ростом, он совсем не походил на того бравого, подтянутого пограничника, с которым они распрощались в госпитале.

— О, келинглар, келинглар… Проходите, проходите, дорогие! — воскликнул Умар, видимо не веривший, несмотря на обещание, в приезд друзей. — Прибыли, дорогие!..

— А як же, по договору!

Приятели рассмеялись и, крепко обнявшись, вошли в дом. Умар не стал говорить ни о чем до тех пор, пока Сергей с Миколой не поели жирного плова, запив его зеленым чаем. Только когда Гринько, обессиленный, отвалился на ковер, Умар довольно улыбнулся и предложил пройти в другую комнату. Плотно притворив дверь, он церемонно пригласил друзей сесть.

— Спокойной ли была дорога? — гостеприимно начал он беседу.