Анатолий Полянский - Десять процентов надежды

Микола даже дыхание затаил.

— Мертвец, — усмехнулся Осман-курбаши, — скоро мертвец! — И сделал выразительный жест ладонью по шее. — Прошу кушать. Садитесь! Садитесь, господин!

Осман-курбаши усиленно потчевал гостя. Тот, изрядно проголодавшись, ел все, что предлагали, запивая еду из фляги, висевшей на поясе. Видно, во фляге была не вода, а кое-что покрепче, потому что он морщился и покрякивал от удовольствия. Лицо его раскраснелось.

У Гринько вновь засосало под ложечкой. Он закрыл глаза и на минуту забылся.

Вскоре гость насытился. Вытерев платком губы, он пробурчал что-то вроде благодарности и, закурив, проговорил:

— Ну, докладывайте! Я недостаточно изучил узбекский язык. Говорите по-русски, так привычнее. Впрочем, нам никто не помешает… — И гость удобно откинулся на подушки, услужливо придвинутые хозяином.

— Плохо, господин, совсем плохо. Людей мало-мало осталось, да и…

— Что? — повысив голос, перебил гость. — Вы же говорили, что по первому вашему зову под святые знамена ислама встанут сотни дехкан!

— О, аллах, — смущенно отозвался Осман-курбаши, — время пришло другое. Проклятые большевики, да упадет гнев аллаха на их голову, землю оборванцам дали. Много земли. Слышали?

— Земельно-водная реформа? Знаю. Теперь-то как раз и время поднимать народ. Сейте слухи, что коммунисты дали землю, чтобы весь урожай забрать себе.

— Уборка началась, господин. Никто не отбирает. Дехкане верить не будут.

— А вы на что? Надо вести провокационную работу. Организуйте небольшие отряды, летучие группы. Под видом ГПУ отбирайте у населения хлеб, хлопок. Уничтожайте все. Ясно?

— Конечно, господин, но…

— Что? Опять денег?

— Деньги тоже нужны. Народ бедный-бедный стал. Оружия мало осталось. Людей кое-как найдем, а вот…

— Послушайте, Осман, не валяйте дурака. Того, что у вас есть, вполне достаточно.

— Клянусь аллахом, Осман ничего не имеет.

— Что за чушь? Вам же Ахмед-бек передал.

— Нет, нет, господин! Плохо вышло. Аллах призвал нашего Ахмед-бека очень рано. Не успел он своего верного друга Османа видеть… Платок вышить приказал. План.

— Восточные фокусы! — недовольно фыркнул гость.

— Правда ваша, господин. Темные люди здесь. — Осман-курбаши заискивающе улыбнулся. — Упустили платок. Красные взяли.

— О черт! Как же вы допустили? — Гость сердито швырнул на землю недокуренную сигарету. — А где же сейчас это рукоделие?

— Большевики в горы пошли. Сейчас идут. Хотят тайник найти.

— Много их?

— Нет, господин. Трое, всего трое.

— Почему же вы до сих пор их не схватили?

— Нельзя хватать, плохо хватать, господин. Они тайник знают. Больше никто. А план попортить можно. Мы хотели раньше его достать, но…

— Что за чепуха! Да попадись они вам в лапы, неужели бы не смогли заставить их говорить?

Осман-курбаши отрицательно замотал головой:

— Никак, господин. Плохо большевиков знаете, совсем плохо. Бить можно, резать можно, говорить заставить нельзя. Мы за их караваном смотрим, все время смотрим. Пусть ищут тайник. Знать тогда будем. Потом можно схватить, а пока нельзя. Свой человек там. Плохо-плохо им делает. Большевика помог взять, — кивнул он в сторону Гринько.

— Неосторожность. Красные всполошатся. Искать станут. Пойдут по вашим следам. У них это с большим шумом делается. Так называемое товарищество, — последнее слово гость произнес нараспев, с издевкой.

— Не бойся, господин, — поспешил успокоить гостя Осман-курбаши. — Для них он мертвец, сразу мертвец.

— Как так?

— Горцы знают, как делать. Немножко барана режь. Кровь с собой бери. Ка́пай, где надо. Пропасть рядом…

«Значит, хлопцы думают, шо я сгинул», — мелькнуло у Гринько. Сердце невольно сжалось. Если раньше у Миколы теплилась надежда на то, что друзья придут на помощь, то теперь она рухнула. Рассчитывать приходилось только на свои силы.

Между тем разговор в юрте принимал другой оборот.

— Довольно! — резко перебил гость Османа-курбаши, все еще рассказывающего о том, как тонко было инсценировано убийство Гринько. — Надо действовать. — Он вытащил из-за пазухи карту и расстелил ее на коленях. — Вот перевал Ак-Байтал… Гора Музкарабол. Здесь тайник. Я хорошо знаю эти места и сам поведу вас кратчайшей дорогой. А этих двух оставшихся убрать!

— Будет сделано, господин! Наш человек сигнал получит. Будет знать, что делать.

— Собирайте людей, да поживее! — приказал гость, поднимаясь.

Осман-курбаши выглянул из юрты и позвал кого-то из басмачей. Что он ему приказал, Гринько не понял, но через минуту юрта опустела.

«Шо ж робыть? — мучительно думал Гринько. — Неужто погибать?» Он даже застонал от бессилия. Рванул руки, но веревки только сильнее впились в тело. Микола уронил голову, и впервые слезы отчаяния выступили у него на глазах. «Не вырваться! Неужто не вырваться!..»

Мутным взором обвел юрту. Взгляд задержался на костре. Языки пламени лениво поднимались кверху. Сизый дымок медленно плыл к потолку, где было проделано круглое отверстие. И тут у Гринько мелькнула отчаянная мысль: костер! Единственное средство. Он осторожно огляделся. Ничего подозрительного. Никто не следит. Перекатываясь с боку на бок, он стал продвигаться к центру палатки. Каждое движение вызывало нестерпимую боль. К горлу подкатывала тошнота.

Вот и костер. За стеной юрты послышались голоса. Микола замер. Нет, прошли мимо. Он рывком повернулся спиной к костру и вплотную придвинулся к огню. Боль ударила словно током. Ноздри защекотал запах горелого мяса. Казалось, что с него живьем сдирают кожу. Гринько извивался, дергался, чувствуя, как огонь лижет веревки. Напрягшись, с силой рванул руки. Горящая веревка лопнула.

Обгоревшими вспухшими руками Гринько схватил валявшийся на ковре нож. Разрезал веревки на ногах. Теперь он, кажется, на свободе. Но как вырваться из юрты? Кругом басмачи!

Гринько прислушался. Мимо юрты, перекликаясь, пробежали басмачи, готовясь к выступлению. Каждую секунду мог кто-нибудь войти. А у Миколы, кроме ножа, нечем защищаться.

«Нет, теперь живьем в руки не дамся!» — подумал он, с тоской осматривая юрту. В углу лежал халат. Гринько подскочил к нему, встряхнул. Что-то тяжелое ударило по колену. Маузер!.. Горящими от ожогов пальцами с силой сжал оружие.

— Попробуйте схватить, сволочи! — прошептал он и осторожно подкрался к задней стенке юрты. — Только бы не заметили! — Ножом он вспорол плотную ткань. Путь открыт. Голоса басмачей совсем неподалеку. Внезапно кто-то вошел в юрту. За спиной раздалось яростное восклицание:

— Тохта аблах!

Микола не раз слышал это выражение. Оно означает что-то вроде: «Стой, черт!» Значит, он замечен. Медлить нельзя. Рванув стену юрты, Гринько выскочил на волю. Вдогонку загремел запоздалый выстрел. Микола стрелой пробежал те два десятка метров, которые отделяли его от лошадей, и прыжком вскочил в седло. Сзади раздались громкие крики. Басмачи устремились следом. Откуда-то сбоку выскочил басмач и бросился наперерез. Гринько на ходу вскинул маузер и выстрелил. Путь был свободен.