Генри Хаггард - Рыцарь пустыни, или Путь духа

Ты наверняка подумал так, и оказался неправ. Страдаете вы бессонницей или же вас мучает страх разоблачения – неважно. Это не играет никакой роли. Просто люди выбирают самый удобный способ покончить со всем этим, и в данном случае, этот метод оказался одинаков. Нет никакого провидения, никакого возмездия свыше, – ничего! Лишь то, что новеллисты, или, вернее, их критики, называют длинной рукой совпадения.

Прощай! Кстати, чем ты занимался все эти годы в Судане? Было бы интересно услышать твою историю из первых уст. Я уверен, что она того стоит. Но я также убежден, что мне бессмысленно на это надеяться. Лишь одно я знаю точно: нас всех ждет абсолютное небытие.

Поверь мне, мой дорогой Дэвен.

Искренне твой – гораздо более искренний, чем ты думаешь -

«Какое странное письмо, – подумала Эдит, возвращая листок в конверт. – Боюсь, я плохо его понимаю, но мне кажется, что при иных обстоятельствах мой отец был бы совершенно другим человеком. Интересно, в какой мере мы ответственны за наши поступки? Или же за них ответственны обстоятельства? Если так, то кто создает обстоятельства?»

Руперта преследовали тяжелые думы. О, он отнюдь не был суеверен. Он настолько вырос духовно, что любые суеверия были ему чужды. Он давно осознал великий факт, по-прежнему недоступный пониманию подавляющего большинства людей, что вселенная и их связь с ней – это великая загадка, в девятистах девяноста девяти случаях из тысячи недостижимая для разумения человека. Последний склонен полагать, как то полагал и лорд Дэвен, что одна тысячная часть, которая доступна его взору, омытая ярким солнечным светом – это все, что есть. Лишь потому, что одна крошечная грань великого алмаза ловит и отражает свет, людям кажется, что остальные непременно должны быть темны и не представляют никакой ценности. Они смотрят на макушку скалы над океаном, забывая о том, что в его тайных глубинах спрятан целый горный хребет, остров, континент, возможно, целый мир, от которого им виден лишь самый высокий пик.

Что до Руперта, который был не чужд подобных размышлений, то с ним все было иначе. И все же поскольку он помнил, что за каждым внешним проявлением, даже самым тривиальным, несомненно, кроется некая причина, и что возможно то, что мы называем совпадением, на самом деле не существует, он не на шутку встревожился, когда однажды утром, проезжая верхом вместе с Меа через глубокое ущелье в Таме, услышал на утесе справа от них дикую, пронзительную музыку бродячих музыкантов. Подняв взгляд, он увидел их на самом краю утеса, как и раньше замотанных в одежды так, что их лица оставались невидимы. Трое дули в дудки, двое отбивали ритм на барабанах, не иначе, как услаждая слух птиц небесных и земных зверей, ибо поблизости не было ни одного двуногого существа.

Он сердито окликнул их со дна ущелья, но они как будто не заметили его, и еще громче загудели в свои дудки и забарабанили в барабаны. Он попытался добраться до них, однако выяснилось, что для этого ему придется сделать крюк длиною в пять миль. Когда же он, наконец, преодолел это расстояние, оказалось, что они уже ушли, – по всей видимости, соскользнули вниз со склона горы и вернулись в родную пустыню. Позднее Руперту доложили, что вдалеке по пустыне идут какие-то люди в сопровождении двух осликов.

– Чем ты так встревожен, Руперт? – спросила Меа, когда после своих бесплодных поисков они вновь спустились со скал.

– Не знаю, – усмехнулся он. – Но эта музыка вызывает у меня неприятные воспоминания. Как ты помнишь, в первый раз я услышал ее перед тем, как лишился ноги и глаза, а во второй – когда сел на корабль, отплывавший в Англию. Ты знаешь, чем это закончилось. Интересно, зачем они пожаловали сюда снова?

– Не знаю, – ответила Меа с нежной улыбкой. – Но, по крайней мере, мне нет причин их бояться. После первой встречи с ними я спасла тебя, после второй – ты вернулся ко мне.

– А после третьей? – спросил Руперт.

– После третьей, как я уже сказала, не знаю. Но, возможно, это означает, что мы вместе отправимся в далекое путешествие.

– Если это все, то мне не страшно, – ответил он. – Что меня действительно пугает, так это если наши дороги разойдутся.

– Спасибо тебе, – с поклоном ответила Меа. – Твои слова ласкают мне слух, и я благословляю музыкантов, вынудивших тебя их произнести, ибо я уверена, что наши дороги никогда больше не разойдутся.

И они, улыбаясь друг другу, как счастливые дети, поехали дальше. Они посетили солеварню, которую Руперт основал к великому процветанию всех и каждого в оазисе. Миновав рощу молодых финиковых пальм, которые он посадил, они выехали к ферме, на которой разводили верблюдов, мулов и лошадей. Последние успели приобрести у соседних племен громкую славу. Осмотрев производителей, они вернулись назад через орошаемые земли, которые теперь каждый год давали по два урожая вместо прежнего одного.

– Ты сотворил для нас чудеса, Руперт, – сказала Меа, когда они ехали домой. – Тама давно уже не знала такого достатка и процветания, со времен наших предков, называвших себя царями. Теперь, когда Халифа побежден и установился мир, это лишь начало нашего богатства.

– Этого я не знаю, – ответил он с веселым смехом. – Но себя я тоже не обделил. Известно ли тебе, что из своих процентов я больше денег скопил, нежели истратил? И вот теперь я намерен построить больницу и пригласить в нее настоящего врача, ибо я устал исполнять роль лекаря.

– Да, – ответила она, – я уже сама об этом думала, только ничего не говорила, ибо это означает, что сюда приедут белые люди, мы же счастливы и без них. Кроме того, мои соплеменники не жалуют чужестранцев.

– Отлично понимаю, – ответил Руперт, – но европейцам о нас уже известно. Теперь, когда мы платим налоги правительству, мы не можем запретить им приезжать сюда. Помнишь того человека, который несколько месяцев назад приехал, чтобы сообщить мне, что теперь я лорд Дэвен, и что с тех пор, как я им стал, моя жена постоянно делает запросы по поводу меня? Тогда я отказался его принять и отправил его восвояси, но он или другие, вскоре вернутся сюда.

– И тогда ты захочешь уехать вместе с ними, Руперт, и занять свое место на Западе? – с тревогой в голосе спросила Меа.

– Ни за что, – ответил он, – даже предложи они мне стать королем.

– Верно, зачем тебе это? – усмехнулась Меа. – Ведь ты уже король. Вот здесь, – добавила она, прикоснувшись к груди, а затем кивком указала на людей, встречавших его поклонами. – Везде и всюду. – И она взмахнула рукой, имея в виду весь их оазис.

– Лично мне достаточно первой короны, – ответил он.

После чего, не зная, что еще сказать друг другу, эта странная пара, чужие люди для царствия Небесного, однако связанные крепкими супружескими узами, о каких только могут мечтать любой мужчина и любая женщина, ибо их души воистину слились воедино, с нежностью посмотрели друг на друга. С тех пор как мы в последний раз видели их семь лет назад, они слегка изменились, ибо странная их жизнь наложила свой отпечаток на обоих. Лицо Меа слегка осунулось, уголки полных, сочных губ были задумчиво опущены вниз, взгляд огромных выразительных глаз обрел некую духовность, как будто был постоянно обращен куда-то за край мира. Отпечаток некой тайны, какой всегда на себе несли ее черты, углубился. Кроме того, ее тело утратило былую округлость безвозвратно ушедших дней, когда она покрутилась перед Рупертом, дабы тот убедился, что она «неплоха». И все же она была гораздо прекраснее, чем тогда, просто теперь красота ее была иного характера.