Валерия Чернованова - Александрин. Яд его сердца [СИ]

А вскоре узнала, что роднили его светлость и незнакомца не только стремление к простоте во внешнем облике, но и общее призвание — уничтожение мерзких, опасных тварей из потустороннего мира.

Словно почувствовав моё приближение, маркиз обернулся.

— Адриен, это моя невеста, Александрин, дочь барона ле Фиенн. Я тебе о ней рассказывал, — протянул мне руку.

Сердце замерло на миг, а потом зашлось в бешеном ритме. Моран улыбался, глядя на меня, и в этой улыбке впервые присутствовали нежность и теплота. Взгляд же, скользнувший по фигуре и замерший на моих губах, которые я начала непроизвольно покусывать от волнения, обжёг желанием, которое его светлости, в отличие от меня, всё это время удавалось прятать под маской невозмутимости.

Но только не сегодня.

Это заметила не только я. Опаль поменялась в лице. Улыбка, которой до сих пор одаривала Стража, сползла с её холёного личика, сменившись кислой гримасой. Глаза полыхнули ненавистью.

Похоже, так просто она не сдастся. Что ж, я тоже не намерена уступать своё счастье. Пусть так и осталось неясным, чем его заслужила… В последнее время мысль эта больше меня не тревожила. А та, что заставляла нервничать, сейчас готова была лопнуть от зависти и злости.

Вложив свою ладошку в ладонь Стража, улыбнулась ему одной из своих самых очаровательных улыбок. Мазнула равнодушным взглядом по дочери графа и обратилась к светловолосому гостю:

— Рада знакомству, месье…

Мужчина почтительно поклонился:

— Адриен де Грамон. К вашим услугам, мадмуазель ле Фиенн. — Даже через перчатку я ощутила холод губ незнакомца, коснувшегося моей кисти приветственным поцелуем.

Вздрогнула от пристального взгляда серых, точно предгрозовое небо, глаз и поспешила высвободить руку. Услужливая память подсунула картину: старинный ларец и хранящееся в нём послание, подписанное инициалами «А.Г.».

И я, как секунду назад Опаль, тоже поменялась в лице.

— Всё в порядке, Александрин? — почувствовала, как Моран легонько сжал мою ладонь.

Стряхнув оцепенение, заставила себя улыбнуться, правда, не уверена, что удалось придать лицу безмятежное выражение.

— Немного волнуюсь. Давно не бывала на охоте, — ляпнула первое, что пришло в голову. Впрочем, это было правдой. Вблизи Луази лесов не имелось, только обширные поля гречихи, пшеницы да кукурузы.

— Надеюсь, мадмуазель хотя бы умеет держаться в седле? — не преминула поддеть соперницу Опаль, коей я для неё и являлась.

— Уверен, мадмуазель ле Фиенн прекрасная наездница, — неожиданно вступился за меня блондин и показал на своём примере, как полагается улыбаться — широко, от души.

— Позвольте полюбопытствовать, откуда такая осведомлённость, месье? — не унималась интриганка. — Вы ведь только познакомились.

— Из такой грациозной и очаровательной молодой особы просто не может получиться плохой наездницы, — польстил мне де Грамон, получив взамен пусть и не высказанную вслух, но произнесённую в мыслях искреннюю благодарность.

— Не хотелось бы лишать вас удовольствия, дорогая Опаль, но, боюсь, вы не увидите меня поверженной к ногам лошади. Ни сегодня, ни в какой другой раз, — заверила я белобрысую стерву.

— А вы самоуверенны, мадмуазель, — хмыкнула та.

— Не я одна, — в упор посмотрела на девушку, после чего переместила многозначительный взгляд на жениха.

Заступаться за свою избранницу Моран не спешил, краем уха вслушивался в нашу пикировку. Похоже, его совершенно не заботило, оскорбит ли открыто меня Опаль или заденет исподтишка. Осознание этого немного отрезвило, заставило спуститься с заоблачных высот на бренную землю. Значит, я по-прежнему безразлична мессиру Стражу.

Адриен не ошибся, я была неплохой наездницей. Могла часами, не зная устали, носиться по полям и лугам, наслаждаясь тем, как ветер бьёт в лицо и развевает мои волосы.

Вскоре мы покинули усадьбу. Мне досталась караковая кобылка, резвая и нетерпеливая. Пришлось приложить немало усилий, чтобы с ней подружиться. Ещё один подарок от его светлости, который я с любовью назвала Искрой. У моей красавицы имелось рыжее вытянутое пятно на лбу. В контрасте с чёрной гривой и лоснящейся шерстью цвета горького шоколада, оно как будто горело на солнце, что и подсказало мне дать лошади такое прозвище.

Под бдительным надзором Опаль и без чьей-либо помощи я ловко вскочила в седло и пришпорила кобылку, потрясавшую смоляной гривой и рыхлившую копытами ни в чём не повинную клумбу: так ей не терпелось сорваться с места, чтобы сразу перейти в галоп.

Моран гарцевал на вороном скакуне по кличке Демон. Как по мне, довольно странный выбор для Стража, уничтожающего исчадий Мглы. Опаль разъезжала на сером красавце в яблоках, как будто специально подбирала под свой светлый, с жемчужной отделкой костюм.

Обоим Стражам быстро наскучило общество дам, и они, решив возглавить охоту, умчались вперёд. Я тоже вскоре избавилась от принеприятнейшего для меня общества мадмуазель де Вержи и присоединилась к весельчаку Касьену, с утра до вечера развлекавшему не отлипавших от него сестёр.

У де Лалена было просто ангельское терпение, я уже давно прониклась к нему уважением и благодарностью. Ведь если бы не он, близняшки прилипли бы ко мне.

— А, мадмуазель Александрин. Чудесно выглядите! Я бы вами любовался да любовался. Ну просто загляденье в этом наряде! — рассыпался комплиментами шевалье. — Если бы не маркиз, мой близкий друг, я бы непременно в вас влюбился и добивался бы вашей руки.

Не стоило ему этого говорить. Близняшки и так на меня всё утро косились, вернее, на мой костюм. А после слов де Лалена и вовсе чуть взглядами не прожгли. Как ещё Лоиз в сердцах мне что-нибудь не подпалила. Перья на шляпе, например, или того хуже — волосы. Сестра неохотно развивала свой дар, не желала учиться его контролировать, потому у нас дома частенько случались маленькие пожары. Да и Соланж тоже, увы, не являлась прилежной ученицей. Но несмотря на все хлопоты, что доставляли родителям младшенькие, они всё равно числились у них в любимицах.

Я же была изгоем.

Не желая искушать судьбу, перекинулась с душкой-шевалье парой фраз и поспешила ретироваться, оставив бедолагу на растерзание этих ревнивиц.

По мере того как углублялись в лес, над нами всё плотнее смыкались густые кроны вековых деревьев. Сквозь ажурную листву едва проглядывало бледное утреннее солнце. Воздух, напоенный запахом прелых листьев, казался густым, почти осязаемым. Где-то неподалёку протекала речушка. Её журчание перекликалось с глухим перестукиванием копыт и жалобным скулежом собак, будто умоляющих, чтобы их поскорее спустили со сворки.

Морана я больше не видела. Он затерялся в разноцветной кавалькаде, захваченный всеобщим азартом. По словам Касьена, его светлость был заядлым охотником, ни что так не разжигало его кровь, как травля беззащитного зверя.