Ная Геярова - Слёзы навий

— Двигай! — прикрикнул Радомир и ударил шпорами. Гнедой хрипнул возмущенно, но дрожать перестал и почти сразу перешел на рысь.

Ближе к закату показался высокий забор. Широкие врата закрыты. На вышках зевающие молодцы.

Древ — небольшая деревенька. Не слишком гостеприимная. Чужаков сторонятся. Но другого постоя на пути не будет.

— Здесь заночуем! — прикрикнул Радомир.

Путники всю дорогу не говорили ни слова. Бледный сидел, накинув на голову капюшон так, что лица видно не было. Старикан ерзал и все засовывал руку за пазуху. Один раз обернувшемуся Радомиру почудилась высунувшаяся из — под руки коричневая мордочка мелкого зверька. И тут же спряталась. Девахи сидели, тоскливым взглядом провожая тропу. «Да чего радоваться? — мысленно подметил глава. — Никак женихаться везут, а там кто попадет, немыслимо. Быть женой соглядатая, оно, конечно, для слабой деревеньки добро. А вот каково жинке — то? Иной раз посмотришь, вроде и человек, а как обернется. Жуть. Да и как по другому — то, они ж нелюди, бесы. А откуда у беса любовь или жалость? Не будет счастья девчонкам, оттого и смурные, неразговорчивые».

Марья поглядывала на них и хмурилась. Ее взгляд не нравился Радомиру, он чаще оглядывался, присматривался к невестушкам. И чем чаще он озирался, тем мрачнее становилось лицо Марьи. А он уж и не смотрел на нее, все приглядывался к русой. Вроде и невзрачная. Лицо блеклое. Но если присмотреться… От их девок отличается. Руки, выглядывающие из — под плаща, вовсе и не худы, белы, тонки, как лучина. Такую защищать, а ее бесам. Вторая, хоть и краше, а глаза темные, невзначай как глянет, прожигает. Видать, бледный — брат ей, у обоих взгляды тяжелые, — сравнивал Радомир. А сам все к русой возвращался и мыслями, и взором, чувствовал себя вроде даже постыдно, будто не просто рассматривал — любовался уже. А ведь он даже не видел, что там под плащом скрыто. От этой мысли в жар бросило. Радомир встряхнул головой, что его конь. Ишь, какие мысли возбудила девка — то. Он про себя засмеялся. Может, и неспроста Марья ненавистью лютой на невестушку смотрит, чует сердце жинкино.

Он остановил гнедого.

— Открывай, Радомир из Гринадежа, с обозом.

— Много вас? — полюбопытствовали из — за ворот.

— Пять девок и мужиков пятеро. Да смирные мы, утром далече пустимся. Что ты как первый раз… — Радомир спешился.

Ворота приоткрылись. С верхотуры неприветливо смотрели дозорные. Луки на изготовке держали.

— Так времена нервные пошли. Сегодня всю ночь нечисть вокруг шастала. Северные ворота разбили. Трех коров живьем съели. Сторожку разнесли, хорошо, егерь в ней уж три ночи не ночует. Нечисть по краю шастает. При свете дневном выходить не боится, — принял поводья низкий мужик с заплывшим глазом и косой мордой. — Обоз загоняй, да к Данке ступайте, у нее хутор свободен, примет. Только деньгами не возьмет, нынче меха в цене.

— Будут ей меха, — кивнул Радомир, пропуская обоз. — А ты мне скажи, Крив, чего это нежить распоясалась? Сами ночь с грехом пережили. Може, чего слышал?

— Так слухи ходят, будто ведьмы в Велимире объявились. Видели — де люди знающие, как сквозь сумрачную пустошь шли. А опосля в поселке, что у пустоши, поля чернью покрылись. Точно ведьмы. Вот нечисть и повылазила… Она ж их ведьмовского рода…

— Вон оно как!

Радомир задумчиво покосился на спрыгивающих с обоза привеченных путников.

«Не может быть! — мелькнуло в голове. — Угораздило. Авось не они. Не схожи девки на ведьм! Не злые вроде, нелюдимые, эт да…»

Обернулась русая, на лице мелькнула усталость.

«Все же есть в ней что — то», — поймал себя на мысли Радомир и тут же перевел взгляд на Марью. Та расседлывала коня. Юркий мальчишка, сын Крива, крутился рядом, помогая снять седло. То было почти с него размером, но он пыхтел, а стянув, поволок его к стойлу.

— А вы никак на ярмарку в Нугор? — хромая, подвел к коновязи гнедого Крив.

— Туда, — кивнул Радомир.

— Вот еще говорят, что совсем плохо в Нугоре. Вроде как соглядатаи там на каждом шагу. Ведьм ищут.

— Вот даже как!

Взгляд так и не сходит с русой. Старец Тихон вел ее к дому Данки. На мгновение ветер раскрыл полы, под ними мелькнули мужицкая рубаха и штаны, заправленные в высокие сапоги. Разве ж на смотрины в мужицкой одеже ездят?

Крив направился к стойлу. Махнул по дороге мальчугану, тот зевнул и бросился помогать отцу.

Радомир свернул. Чуть дальше дома Данки посреди улицы колодец. К нему он и двинулся.

Скинул ведро и зачерпнул воды, вылил на голову. Остудился. Вот так, хорошо, иначе с горячей головой да в хату. Еще зачерпнул. Умыл лицо.

«Будь что будет. Авось и правда не они!» Рукавом вытер лицо и пошел к хате Данки. Перед дверью остановился. Марья стояла у коновязи, стряхивала пыль с сапог. Ощутив взгляд Радомира, подняла глаза. Ненависти в них не было, лишь тревога. Тяжелая и глубокая. Он привык ей доверять, ее чутью. Но сейчас отвернулся, вытер ноги о тряпку у порога и вошел в хату, уже не видя, как жена сокрушенно покачала вслед головой, а в глазах мелькнул страх.

Дверь скрипнула, Радомир вошел в избу.

— Здоровья, хозяйка! — проговорил громко.

Быстро нашел взглядом путников. Те ютились в углу длинной скамьи. Девушки едва слышно переговаривались. Бледный сидел, откинувшись спиной на теплую стену печи. Хоть и не зима еще, а та была топлена, чуялось по теплому запаху. И недаром, ночи на севере Велимира прохладные. Старик тоже разговаривал, с хозяйкой хутора. Тряс седой бородой, щурил глаза под широкими бровями. Та покачивала головой, шептала о чем — то горячо и неслышно. Глазища раскосые, темные, щурятся в сторону девок. Сама смуглая. Какого рода — племени, не знамо. Ясно, что здесь не родня ей живет. То ли кто привез с востока, то ли сама пришла. Взгляд прямой, уверенный. Смотрит, не отвернется. Ни семьи, ни детей. Хорошая баба, накормит и напоит, в хате чисто и тепло, но вот на пути встать у такой Радомир не хотел бы. Чувствовалась в ней сила… не бабья. Даже его охотницы с Данкой в спор не вступали, но те все шептались, что де глаз у нее темный, такая и шепнет в спину, так сбудется.

Данка поднялась неторопливо. Легко кивнула, без уважения, как — то между прочим.

— И тебе добре, глава Радомир!

Встряхнула косами и, покачивая широкими бедрами, пошла к печи. Сноровисто вытащила из нее горшок с варевом. На длинном столе расстелила холстяную скатерть, набрала из кадки воды, поставила тарелки, крынку с молоком. На стол накрыла быстро. По — мужицки наломала хлеб. Радомир только искоса смотрел на хозяйку, все на русую косился. И жар от ее вида в теле разгорался. Да разве ж может такая — ведьмой? Или как раз таки ведьмовской силой она его и тянет? Морок навела?