Василий Стенькин - В осажденном городе

— Так и сказал? — удивился Дмитрий. — Обнаглел! А ведь вроде радоваться должен: нэп развязал руки, его отец имеет собственную лавку, жульничает…

— Знает, все это временно, потому и грезит о возврате к прошлому.

— Не просто грезит. Днем гвоздями да подковами торгует, а ночью людей убивает.

— Такова, видно, натура частного собственника: пусть весь мир провалится в тартарары, лишь бы уцелели его лавка, фабрика…

Когда дошли до своего дома, остановились.

— Просьбу твою помню, непременно выполню, — сказал Дмитрий, пожимая руку Прошину.

— Спасибо! — поблагодарил Василий, сразу догадавшийся, о чем идет речь.

Одинокая тетка Митюхина по матери жила в своем домике в пригородном селе Кривошеевке. Иван через огород пробрался во двор и тихо постучал в окно. Екатерина отодвинула цветастую занавеску и, прильнув лицом к стеклу, узнала племянника.

— Какой леший носит тебя в ночь-полночь, — ворчала тетка, отпирая хитрые запоры.

— Спасай, тетя Катя. Меня и Елизара позавчера чекисты сцапали. Я убежал…

— Не гонятся за тобой?

— Нет, ночью-то засек бы. Тетя Катя, я только до утра, с вертушкой уеду.

— Ой, Ванюшка, чует мое сердце, потеряешь ты свою буйную головушку! — причитала Екатерина. — Есть хочешь?

— Неужели! Голоден как вепрь. Ничего, тетушка, о моей голове не печалься, она не такая глупая, чтобы зазря в петлю лезть.

— Уже залезла, не знаю, как вытащишь ее оттоля.

— Вытащу. Надо мне переодеться, как-то обмануть милицию.

— Найду чего-нибудь.

— Тетя Катя, ты сколько прожила с дядей Петей-то?

— Чего там, всего две коротких недельки и прожили; потом его призвали на германскую, там и погиб.

— То-то я думаю, почему ты ребятишек не нарожала?

— Ну балабол ты, Ванюшка!

Тетка поставила на стол тарелку щей, аппетитно пахнущих упрелой говядиной, принесла ложку, горбушку черного хлеба, села на широкую скамью и любовно смотрела, с какой жадностью ест племянник. Не имея своих детей, Екатерина души не чаяла в непутевом племяннике. К тому же Иван чем-то напоминал погибшего мужа.

Утром Митюхин вышел из дому тетки совершенно неузнаваем: на нем был суконный праздничный костюм дяди, искусно наклеены усы, нацеплены старые очки в металлической оправе. Правда, Иван плоховато видел в них, но зато очки здорово преображали лицо. В кармане лежал пропуск на имя рабочего Верхне-Ломовской спичечной фабрики, некогда принадлежавший дяде. Это на случай проверки документов.

В таком виде предстал он в полдень перед вожаком банды Недосекиным.

— Ты кто? Как попал сюда? А ну, отвечай, гад! — бесновался Недосекин, как видно, принявший с утра спирту.

Митюхин сдернул очки и усы, рассмеялся.

— А теперь угадываешь?

— Иван? Ты откуда? Рассказывай! — изумился Недосекин.

Он знал, что Клейменов и Митюхин задержаны чекистами; верные люди передали, что их опознавали через жителей Верхнего Ломова.

— Из преисподней.

— Что это еще за преисподняя?

— Чека называется. Меня и дядю Елизара Клейменова сцапали. Идем по лесу, разговариваем, и вдруг со всех сторон — черные дула винтовок и наганов. «Руки вверх!» Куды деваться, сила солому ломит…

Митюхин подробно рассказал о том, как они были задержаны — кое-что, конечно, присочинил для большей убедительности, — о допросах, о пытках, которым они будто бы подвергались.

— Я от всего отрекся: я не я и лошадь не моя, — рассказывал Митюхин. — Тогда мне дали очную ставку с Клейменовым. Тот безо всяких разрисовал, как был убит председатель Выглядовского Совета Дубов; назвал меня как соучастника.

«Ну что, Митюхин, и дальше будешь отрицать? — с ехидцей спрашивает следователь. «Мне, говорю, нечего отрицать, я там не был. Если Клейменов убивал Дубова, пусть несет ответ по закону, а не перекладывает вину на чужую голову».

— Что-то не узнаю Елизара, — сказал Недосекин. — Продолжай!

С юмором, как о веселом происшествии, рассказал Митюхин о побеге.

— Запросился в нужник, повел меня пожилой дядька. Я зашел, а он стоит невдалеке, велел дверь на крючок не запирать. Я уперся руками в стояки, а задом — в широкую доску, чую, поддается, боюсь как бы гвозди не заскрипели. «Скоро ты там?» — спрашивает охранник. «Обожди», — отвечаю с натугой, сам давлю, давлю. Доска-то оказалась трухлявой, сорвалась со шляпок, гвозди и не скрипнули.

Рассказ Митюхина рассмешил бандитов, кто-то протянул ему наполненный стакан.

— А потом что? — спросил Недосекин, отстраняя стакан, видимо еще не совсем веря в историю побега.

— Потом пришел к тетке Екатерине. Вон дядя Григорий знает ее. — Митюхин метнул взгляд в сторону Григория Муленкова, — с ним заходили к ней.

— Знаю, знаю, хорошая баба, — пьяно пробормотал Муленков, — заходили…

— Ну вот, переночевал у тетки, утром она так нарядила меня, что родная маменька не узнала бы.

— Ну гляди, Иван! Если ты соврал и пришел к нам по их заданию, я такую казнь тебе придумаю, какой белый свет не видывал, — пригрозил Недосекин. — Подайте стакан спирту.

Он принял стакан и протянул Митюхину.

— Пей, соврал — захлебнешься.

Иван принял стакан и залпом выпил.

— Ничего, мелкой птахой пролетел, — сказал он, озорно подмигнув.

Карьера Александра Недосекина, сына владельца винокуренного завода, не сложилась: мечтал стать военным врачом, а кончил бандитом.

Не приняв Октябрьскую революцию, уехал в Новочеркасск и поступил в Добровольческую армию, которую формировали верные престолу генералы для свержения большевистской власти. Участвовал в Кубанском «ледяном походе», лютовал в глухих степях Задонья, под командованием генерала Май-Маевского шел на Москву, сражался у Перекопа.

Когда остатки разбитых белых войск уходили из Крыма, покидая Родину, Недосекин устрашился чужбины и скрывался у отца, ожидая скорого падения Советской власти. Престарелый отец жил за счет сбережений, которые удалось сохранить. Завод был конфискован.

Вспыхнувший в Тамбовской губернии кулацко-эсеровский мятеж, который возглавил авантюрист Антонов, Недосекин воспринял как благовест, как начало неминуемого краха большевиков. Он стал одним из руководителей губернского «Союза трудового крестьянства», нелегально созданного по директиве Центрального Комитета партии эсеров; сошелся с Антоновым и его дружком Токмаковым.

Это он, Александр Недосекин, вместе с уголовником Васькой Карасем зверски пытал захваченных коммунистов, продработников и сельских активистов во многих уездах.

Официально провозглашались правоэсеровские или кадетские лозунги, выдвигалась идея создания «Крестьянского государства» без коммунистов. Но вскоре Недосекин убедился: все это пустые слова, болтовня. Руководители мятежа, полуграмотные и невежественные люди, не представляют четко программы действий, их основная цель — грабежи, пьянство, убийство и насилие без разбору.