Василий Стенькин - В осажденном городе

После разгрома остатков банды на Вороне Недосекин окончательно убедился, что Антонов — не просто авантюрист и грабитель, а паникер и слюнтяй, готовый в любую минуту сдаться на милость чекистов.

Сколотив группу единомышленников, Недосекин покинул Антонова и организовал свою банду, чтобы продолжать «идейную» борьбу с коммунистами. Однако отмена продразверстки и введение продовольственного налога подсекли его планы: крестьяне решительно отказались от борьбы против Советской власти.

«Мои мосты сожжены, мне отступать некуда», — самому себе признавался Недосекин в минуты тяжких раздумий.

Утром он поднял всех, чтобы обсудить план ограбления Студенского винзавода. Бандиты просыпались нехотя, матерились и отмахивались, не могли прийти в чувство после беспробудной пьянки.

Наконец, когда всех растормошили, Недосекин начал говорить:

— Ровно в полночь соберемся под ветлами у Малой Студенки. Григорий известит нужных людей. Оттуда цепочкой направимся к Студенскому винзаводу. Одни будут грузить бочки, другие проникнут в контору, взломают столы и шкафы. В субботу день получки, деньги, наверное, будут в наличности. Ясно? А ты, Иван, — Недосекин обратился к Митюхину, — будешь при мне, хочу посмотреть, не разучился ли ты работать. — Митюхин согласно кивнул. «Верит или не верит? Должно, проверяет, коли привязывает к себе». Где-то в глубине леса надрывно прокричала болотная сова, бандиты насторожились.

— А пока можем гульнуть, пускайте стакан по кругу! — объявил Недосекин. — Надо опохмелиться, чтобы руки не дрожали.

В землянку неслышно вошла жена Недосекина, которая иногда участвовала в разбойничьих налетах, но в ту ночь муж не ждал ее.

— Полька? Случилось чего? — обеспокоенно спросил Недосекин, поднимаясь навстречу жене.

— Ничего не случилось, скучно мне — вот и пришла. — От Пелагеи несло перегаром. Ее некогда красивое лицо было землистым, одутловатым.

— Я хочу с тобой, милый, не прогоняй.

Пелагея скрывалась у надежных людей в Калиновке, Недосекин навещал ее ночами, свободными от бандитских дел. Вот и сегодня хотел идти в деревню.

— Ты как ребенок!

— Саша, у меня тяжело на сердце, какое-то нехорошее предчувствие, — говорила Пелагея, не стесняясь присутствия посторонних.

— Выбрось глупости из башки, втемяшила черт те что, — со злостью сказал Недосекин: слова жены он принял как плохую примету…

— Я хочу на большое дело, напоследок хлопнуть дверью… Сашенька, возьми, — канючила Пелагея.

— Хватит болтать, возьму, чего там, — Недосекин недовольно махнул рукой. — Ну что, мужики, возьмем? — спросил он, стараясь обратить разговор с женой в шутку.

— Доживем до полуночи, поглядим. Говорят, баба — к несчастью, — ответил Муленков тоже вроде бы шуточно.

Тоскливый крик болотной совы повторился, потом еще раз. Люди, не находя слов, переглянулись и приутихли.

Воскресенье в семье Тарасовых началось обычно. Глава семьи Николай Николаевич ни свет ни заря хлопотал в саду, наступила пора созревания вишни, малины и смородины. Исключительной же его заботой были пчелы.

Хозяйка дома Алевтина Алексеевна сходила в церковь, заутреню служил молодой священник, выпускник Московской духовной академии, за короткий срок покоривший прихожан своим недюжинным умом, могучим голосом и актерским красноречием. Она вернулась оттуда умиротворенной и тихой, поминутно посматривала на солнце — не пора начать печь гречишные блины?

Дмитрий, привыкший вставать рано и получивший первый в этом месяце выходной день, побрился и бесцельно слонялся по двору. Анечка, распахнув окно в сад, музицировала на пианино, подбирая на слух какой-то старинный вальс.

Часов в девять уселись за стол завтракать.

Помня обещание, данное товарищу, и предварительно сговорившись с сестрой, Дмитрий приступил к исполнению своей добровольной роли свата.

— Ну, мама, блины — объедение, — похвалил Дмитрий.

— А разве бывают у меня плохие? — спросила мать, тронутая похвалой.

— Сегодня особенные, прямо отменные.

— Дай бог, чтобы жена кормила тебя такими блинами. — Алевтина Алексеевна улыбнулась и подложила сыну еще два пышных, толщиной в палец, блина.

— Я пока буду ориентироваться на твои: это надежнее.

— Али не собираешься жениться? — спросил отец, кинув на сына насмешливый взгляд.

— Некогда, отец, некогда, — сказал Дмитрий. Он думал о том, как начать разговор о замужестве сестры. Но его начали мать и отец, сами не ведая о том.

— А вон у дружка твово, Прошина, видно, есть время на это, — кольнул старик.

— Он свою невесту нашел, а моя, наверное, еще не подросла, — спокойно проговорил Дмитрий, взглянув на Анечку, будто ища у нее поддержки.

— Это какую невесту он нашел? Уж не Анечку ли нашу? — Мать исподлобья посмотрела на сына и дочь.

— Именно ее, мама! — подтвердил Дмитрий.

— Мы с Анечкой говорили об этом, — продолжала Алевтина Алексеевна, — могу повторить: пусть Василий выбросит эту блажь из головы — Анечка музыкально одаренная девушка, ее ждет консерватория, Московская или Петроградская.

— Мама, никуда я не поеду! — решительно возразила дочь. — Мы любим друг друга…

— Любим, любим, твердишь, как попугай в клетке, — сама еще не понимаешь, что это такое. Рано этим забивать голову, — не сдавалась мать.

— Ну, мама, как ты не понимаешь? Быть любимой — это значит быть счастливой. Любовь — это сама жизнь! — горячо проговорила Анечка и смолкла, опустив взгляд. Глаза ее наполнились слезами.

— Любить и быть любимым — это, конечно, счастье, — поддержал Дмитрий. — Прошин — отличный парень, добрый, честный, справедливый.

— Разрисовал, хоть на божницу ставь. Анечке еще нет восемнадцати, рано ей думать о замужестве, — отрезал отец.

— Не рано! Я не могу жить без Василия! — воскликнула Анечка, и слезы полились ручьем.

— А ну, прекрати! — крикнул отец. — Распустила нюни! Пока ты под нашей опекой.

Анечка швырнула чайную ложку, выскочила из-за стола и убежала в свою комнату.

— Ну вот что — нашего согласия на брак Анечки и Василия не будет, — сказал отец, хлопнув широкой ладонью по белой льняной скатерти. — Так, мать?

— Так, так, отец, Анечке надо учиться.

— Смотрите не просчитайтесь, нынче не то время, — многозначительно проговорил Дмитрий, подойдя к окну и закуривая.

— Ты не пужай! Мы на своем веку не такое видывали. — Отец, чертыхаясь, подался во двор. За столом осталась одна Алевтина Алексеевна, тихо утиравшая слезы.

Утром, придя на работу, Дмитрий позвонил Прошину. Тот сразу же догадался о причине звонка и, отложив все дела, побежал к другу, их кабинеты были в разных концах здания.

Дмитрий поднялся ему навстречу, полол руку.