Василий Стенькин - В осажденном городе

Прошин погасил свет и вышел. Стояла безветренная морозная погода. Было шумно: парни и девушки весело смеялись, скатываясь на санях и санках по крутой Красной улице. Вспомнились детские годы: они также вот съезжали с Атемарских горок, падали в сугробы, веселились, испытывали первую юношескую влюбленность.

С той поры прошло чуть больше десяти лет, а кажется, вечность минула. В них вместилось столько событий: участие в военных действиях на Западном фронте, тяжелая контузия, борьба с бандитизмом в уездах и, наконец, — негаснущая любовь к Анечке, рождение сыновей…

Проживая в Москве, Сергей Сергеевич Григорьев поддерживал контакт с монархически настроенными церковными деятелями; вместе с профессорами богословия Новоселовым и Лосевым был автором «Обращения московского духовенства к митрополиту Сергию», объявлявшего Советскую власть безбожной и призывавшего верующих не признавать ее. Он активно участвовал в сколачивании реакционного центра, получившего название «Истинно православная церковь». Этот центр, противопоставлялся всей остальной русской православной церкви, которая, по утверждению профессоров-богословов, став на позиции признания советского строя, будто бы перестала быть истинной.

Собственно, религиозно-монархическая деятельность и была причиной административной высылки Григорьева в Пензу.

Общение с епископом Кириллом убеждало Григорьева в том, что тот неприязненно относится к народной власти, но хотел бы загребать жар чужими руками. Непоследовательная, а порою двурушническая позиция Кирилла не останавливала профессора Григорьева. Он рассчитывал опутать епископа хитро расставленной сетью и таким образом отрезать ему пути к отступлению. Впрочем, Кирилл не оказывал большого сопротивления и сам охотно шел в нее.

В первую седмицу после дня святой троицы епископ Кирилл по настоянию профессора созвал совещание благочинных Пензенского, Бессоновского, Шемышейского и Телегинского районов. На него были приглашены наиболее надежные протоиереи и священники — ставленники самого Кирилла: Ефимий Кулонов, Федор Бессудов, Николай Пульхритудов, Алексей Любимов, Василий Беневоленский и еще несколько человек, которых порекомендовали благочинные.

Поднялся епископ Кирилл, облаченный в лиловую шелковую рясу с красивым вышитым поясом; поправил некогда полученный из рук патриарха Тихона золотой крест на полном животе, помолчал минуту, оглядел собравшихся, будто хотел еще раз убедиться в том, что присутствуют именно те, кого пригласили по его поручению, и что нет никого, кому не дозволено быть на столь ответственном сборище.

Владыка поблагодарил священников за долгую и верную службу на избранном ими поприще и коротко сообщил о цели совещания.

— В жизни возобладали законы, кои всякое действие и бездействие, направленное в сторону борьбы против начал безбожия и анархизма, карают со всею строгостью и беспощадностью.

Власть захватили люди, которые являются единственными на протяжении всей мировой истории противниками и разрушителями установленного богом порядка…

Кирилл еще помолчал и опять оглядел присутствующих.

— Нынешние власти, — продолжал Кирилл, — уравнивают богом установленные права между родителями и детьми, между женами и мужьями, между начальниками и подчиненными, между богатыми и бедными и вообще везде, где только есть намеки на какое-либо властительство — индивидуальное, общественное, государственное, культурное, нравственное, религиозное, бытовое и всякое другое. Таким способом насаждается богохульство и утверждается сатанинское царство. Если бы нашлись ревнители и защитники божьих установлений, они, вне всякого сомнения, получили бы благословение церкви через ее архипастырей…

Благочинные и рядовые священники, приглашенные на совещание, по-разному отнеслись к витиеватой речи владыки: одни понимали ее смысл и одобряли; других удивляла осторожность епископа, ни разу не произнесшего слов «Советская власть» или «большевизм», к борьбе с которыми открыто призывают нелегальные брошюры и листовки, получаемые от административного центра «Истинно православной церкви».

Затем выступил профессор Григорьев; он выглядел внушительно, а ученая степень доктора богословия уже сама по себе придавала его речи значительность.

Однако вначале даже видавшие виды служители церкви насторожились. В отличие от владыки профессор открыто говорил о том, что церковь находится не в пустыне и не может стоять в стороне от жизни, быть аполитичной, что декларация митрополита Сергия в основе своей ложная и выражает только то, что Сергий продал церковь Советам.

«Цель наших проповедей — убедить верующих в том, что Советская власть — это сатанинская власть, она допущена богом в наказание за наши тяжкие грехи».

Профессор зачитал отрывки из листовки «Памяти сорока мучеников севвастийских». В ней, в частности, говорилось, что нельзя отождествлять понятие о признании власти с понятием о повиновении власти.

«Когда мы попадаем в плен к разбойникам, мы повинуемся им, но это отнюдь не значит, что, исполняя эти требования, мы считаем себя членами шайки или признаем их… Признавать власть, значит, солидаризироваться с нею и оправдывать те задачи и цели, к достижению которых она стремится».

В те годы, когда угроза войны надвигалась на нашу страну и с Запада и Востока, особую опасность представляла церковная пропаганда, заранее оправдывающая агрессию и интервенцию.

В упомянутой листовке ставился такой вопрос: «Может ли быть христианин участником будущей войны, когда знает, что целью ее является защита завоеваний революции, то есть социализма?» Ответ был категоричным: «Конечно, нет. Если идеологически мы враги друг другу, то такими останемся и при осуществлении каждой стороной своей идеологии. Церковь и Советская власть не могут ужиться: это два противоположных лагеря». И далее содержался призыв к верующим: если начнется война, «помогать интервентам в свержении социалистического строя».

— Разумеется, эти установки должны знать только мы, священнослужители, — сказал в заключение Григорьев. — Верующим надо внушать, что мы выступаем лишь против притеснений церкви. А наши подлинные цели следует раскрывать только перед верными нам людьми, и с великой осторожностью.

Кирилл сухо поблагодарил профессора за выступление. Прямые выпады Григорьева против существующей власти и изложенную тактику борьбы с нею епископ в душе вроде бы разделял, но считал, что о таких вещах можно говорить лишь с глазу на глаз, а не при столь широкой аудитории. Кирилл доверял приглашенным — благочинным и священникам, каждому в отдельности, но не исключал и возможности, что среди них окажется тот, кто способен пойти на предательство.