Василий Стенькин - В осажденном городе

Все они прошли примерно один и тот же путь: служба в Красной Армии, плен, гитлеровский концлагерь, разведывательная школа; они утверждали, что пошли на сотрудничество с врагом, чтобы вырваться из плена и продолжать борьбу с немецко-фашистскими захватчиками.

Когда Риттенштейн вновь связался с абверкомандой, оттуда был получен приказ: Николаю немедленно возвратиться. Розову оставаться на месте, сохранить квартиру.

Риттенштейн по рекомендации Поля, переданной через хозяина квартиры, тут же отстучал:

«Убедительно прошу дать согласие на мое возвращение. Преследуют кошмары, страхи и галлюцинации, оставаться здесь дальше не могу. Розов».

Фашистский радист долго молчал, а затем передал:

«Розову разрешено вернуться вместе с Николаем. Квартиру сохранить, уплатить за полгода вперед, договориться о способах связи…»

Николаю и Розову предлагалось продвигаться в сторону Котельникова, навстречу наступающим гитлеровским войскам. Вблизи линии фронта укрыться и ждать прихода немцев…

Решение о возвращении Риттенштейна к немцам было принято после обсуждения этого вопроса у начальника управления.

— Я считаю момент подходящим, — горячо доказывал Поль. — Абверовцы доверяют Риттенштейну, иначе его тоже сразу отозвали бы. И квартиру не хотят терять. Вину за провал группы берет на себя Николай.

— А может быть, это, как говорят, ход конем? — спросил комиссар.

— Какой смысл? Не вижу практического смысла, — вмешался Прошин.

— А если хотят перехитрить нас? Делают вид, что доверяют, и затевают игру с нами. — Воронин достал пачку «Казбека», предложил папиросы Прошину и Полю, те отказались.

— И все-таки я за возвращение, — настаивал Поль. — Для укрепления авторитета Риттенштейна подготовим для него убедительную дезу [3] Дезинформационные сведения. .

— На этот счет я договорюсь со штабом фронта. Ну что, решаем? — спросил Воронин, обращаясь к Прошину и Полю.

— Я — за! — категорически заявил Василий Степанович.

— Я — тем более, — улыбнулся Поль.

— Быть по сему, — сказал комиссар.

На второй день Борис Константинович продиктовал Риттенштейну сведения, которые в ложном свете показывали расстановку, численность, вооружение и планы советских войск; режим судоходства на Волге, работу промышленных предприятий. Они соответствовали истинному положению во второстепенных деталях и при неглубокой проверке казались правдоподобными.

О возвращении к немцам Николая и Риттенштейна были поставлены в известность органы военной контрразведки, с просьбой «не чинить препятствий».

Конечно, выпускать Николая, заслуживающего сурового наказания, не хотелось, но чекисты вынуждены были пойти на это ради интересов дела: чтобы укрепить авторитет Риттенштейна перед немецкой разведкой. (Вскоре Николай был снова заброшен в тыл Красной Армии, задержан и осужден.)

На командный пункт городского комитета обороны, пока еще размещавшийся в убежище Комсомольского садика, были вызваны оперативные работники, назначенные руководителями оперативных групп на крупных промышленных предприятиях и других важных хозяйственных объектах.

Особой секретности совещание проводил начальник управления Воронин, присутствовали его заместитель Прошин и начальник отдела Коненков.

Убежище было глубоким, надежным и в общем неплохо оборудованным. Уличные звуки туда почти не доходили, лишь угадывались сотрясающие землю взрывы мощных бомб.

Комиссар проверил по списку собравшихся, приказал закрыть дверь и никого больше не впускать.

Он говорил о том, что враг продолжает наступление, не исключена возможность захвата города, потому что немцы по-прежнему сохраняют большое преимущество в танках и самолетах. Городской комитет обороны, командование Сталинградского и Юго-Восточного фронтов принимают все меры к тому, чтобы отстоять город. Воронин стал читать только что опубликованное обращение городского комитета обороны к жителям города:

— «Дорогие товарищи! Родные сталинградцы!

Остервеневшие банды врага подкатились к стенам нашего родного города. Снова, как и двадцать четыре года тому назад, наш город переживает тяжелые дни.

Кровавые гитлеровцы рвутся в солнечный Сталинград, к великой русской реке — Волге.

Воины Красной Армии самоотверженно защищают Сталинград. Все подступы к городу усеяны трупами немецко-фашистских захватчиков.

Обер-бандит Гитлер бросает в бой все новые и новые банды своих головорезов, стремясь любой ценой захватить Сталинград.

Товарищи сталинградцы!

Не отдадим родного города, родного дома, родной семьи. Покроем все улицы города непроходимыми баррикадами. Сделаем каждый дом, каждый квартал, каждую улицу неприступной крепостью».

Комиссар замолчал. Справившись с волнением, дочитал текст обращения, отложил листовку.

— Товарищи, — тихо начал он. — В ответ на горячий призыв городского комитета обороны тысячи горожан вышли на строительство баррикад. На предприятиях, как вы знаете, созданы истребительные батальоны и боевые отряды. Их сердцевиной стали коммунисты и комсомольцы. Мы верим, Сталинград выстоит, и все-таки должны быть готовы к худшему исходу…

На вас, товарищи, возлагаются очень важные и ответственные поручения. Если придется уйти из города, мы должны оставить врагу только развалины. СТЗ, «Красный Октябрь», «Баррикады», номерные заводы, Сталгрэс, нефтехранилища, элеватор, другие важные предприятия будут уничтожены.

Вся полнота ответственности за это ложится на вас. Вы обязаны подготовить объекты к взрыву; с получением предписания городского комитета обороны каждый из вас выезжает на закрепленное предприятие и в самую последнюю минуту, когда части Красной Армии оставят его, вручит директору завода предписание о взрыве и до конца контролирует его исполнение.

Комиссар помолчал минуту, оглядел присутствующих пытливым взглядом и продолжал:

— Задача ясна? Хорошо. Об исполнении немедленно докладывать лично мне, а в мое отсутствие — товарищу Прошину.

— Александр Иванович! — Прошин поднялся и обратился к начальнику управления. — Позвольте добавить несколько слов.

— Пожалуйста!

— Товарищи, в распоряжение каждого из вас выделяется легковая автомашина с шофером. В том случае, если на машине нельзя будет проехать, бросайте машину, — продолжал Прошин, повышая голос, — идите пешком, ползите ужом… В любом случае задание надо выполнить. Никакие оправдания не будут приниматься в расчет, — твердо предупредил он.

— И еще одно, — сказал Прошин. — Не допускать паники и трусости. До получения письменного распоряжения городского комитета обороны — подчеркиваю: письменного распоряжения — приказ не должен исполняться.