Василий Стенькин - В осажденном городе

— Ты брось, Николай! За такие шутки… — с обидой проговорил Риттенштейн и, не закончив мысль, добавил: — С квартирой повезло. Поехали ко мне, — пригласил он.

Они благополучно добрались до Бекетовки; озираясь по сторонам, нырнули в калитку.

— Надолго? — спросил Риттенштейн, когда «гость» умылся и сел за стол.

— Нет, — сказал Николай, уклонившись от прямого ответа. — Ротмистр Марвиц доволен тобою. Как себя чувствуешь?

— Плохо, Николай. Какая-то чертовщина творится со мною. Днем пугаюсь своей тени, ночью кошмары мучают, вскакиваю в холодном поту… Нервы разболтались.

— Привыкнешь.

— Не привыкну. Буду проситься, чтобы меня отозвали домой.

— Куда домой?

— Ну, в Варшаву. Тут от меня пользы не будет: или сойду с ума, или явлюсь с повинной.

— Ну, это ты оставь! — пригрозил Николай. — Не так страшен черт, как его малюют.

— Злой человек страшнее черта: тот хоть бога боится, а злой человек ни бога не страшится, ни людей не стыдится… Здесь ох как злы на наших!

— А твои хозяева? Тоже злы?

— Наверное, но они за деньги душу дьяволу продадут.

— Это хорошо.

— Пойду попрошу у хозяйки сала и яичек.

Риттенштейн ушел на хозяйскую половину; Николай положил руку на пистолет, укрытый в потайном кармане, и стал с тревогой ждать возвращения товарища.

— Агафья Семеновна, немедленно передайте Борису Константиновичу: гость, которого мы ждали, приехал.

Хозяйка понимающе кивнула, не отрываясь от дела (стояла у плиты, готовила корм для свиней).

— А сейчас продайте мне десяток яиц и кусок сала, гостя надо угостить.

— Это можно, — проговорила Агафья Семеновна, вытерла руки о передник и проворно приготовила нужные продукты.

Во время обеда Николай, видимо окончательно успокоившись, заговорил о делах.

— Дождемся подмоги и такое развернем: создадим мощную организацию…

— Из кого?

— Мало ли недовольных Советами, падких на деньги и просто любителей острых ощущений.

— Конечно, такие люди есть, но как подступиться к ним? — вяло возражал Риттенштейн.

— Подступимся, Павел, зря, что ли, учили нас. Ты, вероятно, трусишь.

— Точно. Я же говорил тебе — ночами не сплю.

В последний час, предусмотренный расписанием радиосеансов, Риттенштейн связался с абверкомандой, доложил о прибытии Николая. Тот уже от своего имени сообщил, что условия для работы благоприятные, и просил выслать подмогу. Шефы обещали сделать это в ближайшие дни.

Риттенштейн не мог отлучиться из дому: находился под неотступным доглядом Николая, поэтому информацию для Поля передавал и получал указания от него через Киселевых, чаще всего через Агафью Семеновну.

В середине июля Борис Константинович зашел к Прошину и доложил, что поступила долгожданная весть из абверкоманды: в помощь Риттенштейну и Николаю направляются три немецких агента. Они должны несколько дней прожить на квартире, сориентироваться, а затем добраться до станции Иловля, предположительно для проведения диверсий. Прибывших завтра будет встречать Николай — в двадцать два часа на вокзале Сталинград-1.

— Что будем делать?

— Надо брать, — решительно заявил Поль, — другого выхода у нас нет. И брать на вокзале: это более надежно, чем захват на месте приземления…

— Но Риттенштейна провалим?

— Нет, Василий Степанович, не провалим. Как раз наоборот. За несколько минут до встречи организуем облаву на вокзале, и шпионы будут думать, что они случайно попали под облаву. Кстати, Риттенштейн предупреждал Николая, что встреча на вокзале в вечернее время опасна из-за облав.

— А как мы узнаем их?

— Узнаем. Во-первых, мужчин призывного возраста на вокзале бывает немного, во-вторых, я обратил внимание — почти все заброшенные агенты предъявляют справку об освобождении от службы в армии, хотя видимых причин для этого нет, имею в виду состояние здоровья.

— А если захватить в Иловле?

— Слишком большой риск. Они могут как-то просочиться туда и выполнить задание. Будет нанесен непоправимый ущерб нашей обороне.

— А на подходе к квартире-ловушке? — допытывался Прошин, проверяя собственные мысли.

— Это приведет к явному провалу Риттенштейна и квартиры.

— Ну что ж, Борис Константинович, убедили — быть по-вашему, — согласился Прошин. — Только надо хорошо подготовить операцию… Я, пожалуй, сам встречусь с начальником милиции и договорюсь о выделении в наряд самых смекалистых сотрудников.

— Хорошо!

16 июля за несколько минут до назначенной встречи все подходы к вокзалу были оцеплены сотрудниками НКВД и милиции; чтобы не обращать на себя внимания, все они были в штатском.

Николай опаздывал; сойдя с трамвая, быстрым шагом направился к вокзалу; в глаза ему бросилась необычная обстановка, какая-то сутолока на привокзальной площади.

— Что там такое? — спросил он у женщины, шедшей навстречу.

— Облава. Милиция документы проверяет, — сказала женщина и последовала своей дорогой.

Николай почувствовал, как кольнуло в сердце. Постоял минуту и, круто повернувшись, пошел в обратную сторону…

— Провал! Все полетело к… — зло выругался он, едва переступив порог квартиры.

— Что случилось? — забеспокоился Риттенштейн.

— Облава!

— А ты как увильнул?

— Обнаружил на подходе. Что же делать?

— Ждать! Может быть, и им удастся ускользнуть. Я же предупреждал тебя — нельзя там вечером встречаться.

— Ты же говорил, что облавы не каждый день.

— Я не знаю их расписания. Знаю, что бывают облавы.

— Чистая случайность! — оправдывался Николай, чувствуя вину за провал группы.

— Нам-то легче от этого? Теперь попробуй докажи шефу.

Поздно ночью Риттенштейн передал зашифрованную радиотелеграмму: «Встреча гостями не состоялась. Возможно, они случайно попали в облаву, проводившуюся в тот вечер на вокзале. Пытаемся выяснить». И подписали: «Розов, Николай». Ответ был коротким: «Ждите указаний».

События на вокзале развивались так: у выходов из всех помещений вокзала стояли сотрудники и внимательно изучали документы каждого человека.

Борис Константинович следил за поведением людей в зале ожидания. Его внимание привлекли трое молодых мужчин; находясь в отдалении друг от друга, они крутились, перебрасывались встревоженными взглядами.

Поль незаметно показал этих мужчин своим помощникам, и около каждого из них оказались по два человека в штатском.

Всех троих задержали и привели в управление. Все они имели справки об освобождении от воинской обязанности. Один из них, назвавшийся Алексеем Мелентьевичем Викторовым, сразу же рассказал, что является немецким шпионом. Сброшен с самолета, хотел явиться с повинной, но не успел: не смог уйти от напарников.

Впрочем, двое других тоже держались определенной для них легенды лишь несколько часов, вскоре запутались и вынуждены были дать правдивые показания.