Стефан Грабинский - Остров Итонго

Когда утихло эхо последних шагов, он встал и, прислонившись к одной из колонн, в задумчивости всматривался в дымную спираль, поднимавшуюся из урны. Он был в особом настроении. Он, который до недавнего времени был игрушкой в руках неизвестной силы, юношей сомнительного происхождения, получившим образование и завоевавшим общественную позицию благодаря своим таинственным способностям, личностью связанной узами «благодарности» с чужим ему человеком, сегодня был королем. Хотя и на далеком, забытым всеми клочке земли, — но тем не менее королем. И он действительно себя им чувствовал. Он в полной мере оценивал величие власти, которой располагал. Он как монарх удерживал в руках совокупную душу своих подданных, ту первобытную, почти детскую, наивно простую душу. И ему казалось, что он видит ее насквозь, проникает в сердца и в головы, что он знает их всех — этих красно-коричневых братьев, которые перестали уже для него быть сборищем теней и загадок. Он, словно сказочный великан, положил всех на свою ладонь, взвесил, измерил и может теперь подбрасывать их, как жонглер подбрасывает шарики. С улыбкой он вспомнил предостережение Хуанако: «Если ты пренебрежешь правами этого острова и выберешь иной путь, то восстановишь против себя и здешних людей, и богов». Наивный, добрый старик! Кто станет «пренебрегать», кто станет ломать, если можно преобразовать, переделать, подчинить своей воле? Зачем крушить, если можно вылепить, как из воска, по своему усмотрению? Чем перескакивать, не лучше ли обойти?

И он тихо засмеялся.

Заколыхалась завеса из зеленой таппи, и из глубины храма вышла Руми. После побега Маранкагуа он не видел ее ни разу. Теперь она казалась ему более стройной и как будто более серьезной. Может, это место обязывало ее сохранять серьезность, а может, — платье жрицы, простое и лишенное женских украшений. Она спокойно смотрела большими, красивыми глазами молодой косули. Он низко перед ней склонился.

— Принцесса Руми, как ты прекрасна в этой строгой одежде.

— Поклон тебе, Чандаура, — ответила она. — Поклон тебе, мой король и господин! Я счастлива, что мне позволено приветствовать тебя этим именем.

— Этим я обязан тебе, Руми.

— Мне, Чандаура? Ты шутишь, наверное, над своей подданной?

— Если бы ты не предостерегла меня перед Маранкагуа, я не стоял бы сегодня здесь и не любовался бы твоей красотой, принцесса.

Она покраснела и опустила глаза.

— Ты мне льстишь, мой король. Я предупредила тебя слишком поздно. Жизнью ты обязан только собственной отваге.

Она подняла взгляд и с восторгом сказала:

— Ты дрался как лев, Чандаура. Маранкагуа подлый предатель, но он и умелый воин. Немногие справились бы с ним в рукопашной борьбе. А ты выбил ему нож из руки, как ребенку.

— Твое присутствие, Руми, придало мне мужества. Я не хотел выглядеть в твоих глазах слабаком.

— Почему же, король, так заботился ты о том, что о тебе подумает краснокожая дщерь лесов? Ты не обращал на меня внимания. Я для тебя, как камень придорожный.

— Ошибаешься, прекрасная дева, — с живостью возразил он. — Твоя красота набросила на меня невидимое лассо и пленила мою душу. Я не раз думал о тебе в течение этих тридцати дней.

Она отступила, испуганная страстью, звучащей в его словах.

— Мне нельзя мечтать о счастье, — печально ответила она. — Я — жрица и должна оставаться девственницей.

Он остановил ее, схватив за руку.

— Руми! — ласково говорил он, гладя ладонью ее волосы. — Руми! Любовь разрушает все преграды и не боится ничего. Почему сегодня не расцвела красная роза в саду твоих волос?

— Роза — цветок крови и страсти. Жрице он не подобает.

— Но все же той ночью ты украсила ею голову.

— Я на мгновение забыла о том, кто я такая. И я плохо поступила, Чандаура.

Он хотел ее обнять, но она в пору отскочила и ловко, как газель, поднялась на алтарь, укрытый за занавесью. Прислушавшись, она приложила палец к губам.

— Сюда кто-то идет, — прошептала она, бледнее. — Наверное, это возвращаются за тобой, мой король. Опусти занавесь и встань перед огнем.

Одним прыжком Чандаура снова оказался у колонны. Он сделал это вовремя, потому что в ту же секунду двери святилища отворились и внутрь вошли Изана с Ксингу.

— Благороднейший повелитель, — сказал первый. — Искатели священной травы тонга вернулись. Может ли их предводитель, Махана, отчитаться перед тобой о результате похода?

Чандаура посмотрел на стрелку солнечных часов, которые отмечали время над воротами капища.

— Когда тень передвинется на три часа после полудня, велите ему явиться ко мне в совещательный дом. Тем временем пусть прибывшие искупаются и утолят голод и жажду.

Вожди поклонились и вышли. Какое-то время король нерешительно стоял посредине святилища и смотрел на занавесь Но когда ни одна из ее складок не дрогнула и ни один шорох не нарушил тишину, он также покинул храм покровительницы вулкана.

Возвращение тонгалеров стало событием дня. Им не давали покоя, засыпали вопросами. Каждый хотел первым удовлетворить любопытство. Как оказалось, странники натолкнулись на преграды, которые вызвали задержку. Путь, ведущий через горные ущелья, частично был затоплен водой переполненных горных потоков, а частично завален валунами, нанесенными бурей и наводнением. В конце концов, трудности удалось преодолеть, а запас собранных трав выглядел весьма внушительно. Наибольшее впечатление вызвал рассказ о встрече с Маранкагуа. Участники похода, высланные в горы тотчас после того, как об этом было принято решение в совещательном доме, ничего не знали о побеге, а шаман, встретив их, также ни словом об этом не обмолвился. Свое неожиданное присутствие в горах он объяснял тем, что якобы по поручению Совета Десяти разведывает проходы в горах. Встреча с ним произошла недавно — позавчера утром, а стало быть, на двадцать восьмой день после исчезновения колдуна. Маранкагуа одобрительно высказывался о белом итонгуаре и его первых шагах. Когда тонгалеры предложили ему возвращаться вместе с ними, он заявил, что должен еще остаться в горах, чтобы получше осмотреть место предстоящей битвы. Он исчез из их поля зрения также быстро, как и появился. Только с предводителем похода у Маранкагуа состоялся долгий разговор, после которого Махана принял решение о немедленном возвращении.

Такие новости кружили по деревне, прежде чем состоялся официальный отчет перед королем. Сообщение Маханы не внесло ничего нового, а даже, напротив, содержало меньше подробностей. Предводитель тонгалеров долго распространялся по поводу трудностей, которые им пришлось преодолеть, с гордостью подчеркивал прекрасные результаты сбора трав и только вскользь упомянул о встрече со сбежавшим шаманом. Но именно эта подробность больше всего заинтересовала молодого правителя. Чандаура несколько раз прерывал рассказ Маханы и расспрашивал про слова и поведение Маранкагуа. Махана отвечал лаконично, упорно повторяя одно и то же.