Стефан Грабинский - Остров Итонго

— Пьяницы и трусы!

Но среди них были и трезвые. При виде Чандауры и вождей они остановились в смущении. Кое-кто из них бросился в ближайшую хижину за копьем и томагавком. Сформировался небольшой отряд. Король взял его лично под команду.

— Вперед! — крикнул он, размахивая над головой своим недавно выкованным мечом.

Они добрались до части селения, захваченной врагом. Множество черных фигур, крутясь как черти, безжалостно рубило направо и налево. Светлые интонгане — пьяные, застигнутые врасплох и неслаженные — оборонялись слабо. Только горстка находящихся в здравом смысле сосредоточилась вокруг совещательного дома и яростно отражала атаку наступающего врага. Заметив во главе отряда Чандауру, они разразились радостным криком и стали сражаться с удвоенной силой. Король оказался в самом центре битвы. С огненным блеском в глазах, с нахмуренным от гнева лбом, он громил врага с неимоверной силой. Лезвие его меча, сверкающее в зареве пылающих вигвамов, как молния обрушивалось на головы, безжалостно вонзалось в груди и шеи, разрубало спины, как змеиное жало пронзало сердца. С двух сторон его надежно заслоняли разъяренный Атахуальпа и спокойный Нгахуэ. Капитан ругался так, что уши сворачивались, и, не выпуская из зубов трубку, позволял вдоволь танцевать клинку своей, по собственной выдумке изготовленной шпаге. В пылу битвы он совершенно забыл о том, где сейчас находится и кричал как одержимый на своем родном языке:

— Да здравствует Его Королевское Величество Георг V! Да здравствует Англия!

Тем временем Нгахуэ молча, без эмоций, но успешно рубил томагавком.

Подмога под личным командованием короля подействовала как чудо. Его отряд, поначалу малочисленный и плохо вооруженный, увеличивался с поразительной быстротой. Как из-под земли вырастали воины и, не говоря ни слова, присоединялись к правителю. Чандаура почувствовал свою силу и шепнул на ухо Нгахуэ.

— Брат мой, возьми с собой тридцать смельчаков, обойди святилище Оро и ударь по этим черным дряням с левой стороны. Окружим их.

— Да хранит тебя Ману, доблестный король! — ответил вождь. — Я иду выполнять приказ.

И, оставаясь незамеченным, он со своими людьми обошел храм бога.

В суматохе боя какой-то огромного роста противник замахнулся копьем на Чандауру. Хотя Атахуальпа и заслонил его щитом, но копье пробило его верхний край и пронзило королю плечо. Искры замелькали в глазах Чандауры. Он подавил крик боли и разъяренный бросился на нападавшего. Зазвенели, ударившись друг о друга, меч и томагавк так, что посыпались искры, — и опустились. И во второй раз столкнулось оружие, — и снова разнялось без исхода. А при третьим столкновении меч Чандауры угодил черного в голову. Великан зашатался и выпустил из рук топор. Унесли его в ночной сумрак товарищи.

— Это был Тармакоре, король черных итонган, — крикнул Изана, сражавшийся мужественно, как волк гуара. — Да здравствует король Чандаура!

— Да здравствует Чандаура! — радостно повторили воины.

Поединок правителей решил исход боя. Противник упал духом. Его атаки ослабли, он потерял инициативу и уверенность в себе. Когда в довершение всего послышался боевой клич заходящего сбоку отряда Нгахуэ, враги бросились врассыпную. Началась погоня. Чандаура — хотя был ранен и истекал кровью — велел подать ему коня.

— Джон, — пробовал убедить его Питерсон. — Позволь, чтобы тебе сперва перевязали плечо. Оно слишком сильно кровоточит. Я с этими шельмами сам рассчитаюсь. Я тебя заступлю.

Но Гневош, возбужденный битвой и предстоящей победой, не хотел об этом и слышать.

— Потом, потом. Сейчас нет времени на такую ерунду.

И он вскочил на коня. Его глаза искали кого-то в клубящейся толпе убегающих врагов. Он пришпорил коня и помчался в сторону своего толдо, вслед за группой беглецов, которая пыталась скрыться в том направлении. Один из них, тот, который был впереди, заметив преследователя, остановился, натянул тетиву лука и выстрелил. Перистая стрела просвистела рядом с ухом Чандауры и утонула в ночи. Король пришпорил коня и в несколько скачков догнал задние ряды убегавших. Из окна стоявшей у дороги горящей хижины высунулся длинный язык пламени и ярко осветил их лица. Чандаура вскрикнул от гнева и охватившей его жажды мести. В предводителе отряда он узнал Маранкагуа. Шаман ретиво, как олень, несся в сторону святилища Пеле. Король пересек ему дорогу и махал саблей, стараясь ударить в голову. Колдун ловко уклонялся и достиг ворот храма. Прежде чем Чандаура успел спрыгнуть с коня и вбежать за ним внутрь святилища, тот уже выскочил из капища с противоположной стороны, унося с собой жрицу Руми. Из тени акаций, росших рядом с храмом, высунулся ждущий уже, видимо, некоторое время Махана с двумя лошадьми и протянул шаману поводья одной из них. Маранкагуа перебросил тело потерявшей сознание девушки через луку седла и уже вставил левую ногу в стремя, когда увидел над собой гневные глаза Чандауры. Сабля короля снова зависла над головой колдуна. Но удар, остановленный по пути щитом Маханы, лишь расцарапал ему висок и глубоко порезал щеку. Маранкагуа вытер кровь рукавом епанчи и, воспользовавшись кратковременным бездействием врага, ускакал вместе с пленницей и Маханой.

Чандаура не мог уже их преследовать. В удар, нанесенный шаману, он вложил свои последние силы. Изнеможенный из-за потери крови, он потерял сознание и скатился с седла на землю. Его нашла Ваймути и с трудом затащила в храм. Потом она со стонами и плачем побежала к Хуанако. Когда в святилище пришли вожди и жрецы, они застали Чандауру все еще погруженным во мраке забвения. Первосвященник окропил ему лицо какой-то живительной жидкостью и запустил в рот несколько капель гуарапо. Король открыл глаза и спросил:

— Где Руми?

А когда ему никто не ответил, он вновь опустил отяжелевшие веки…

Рана Чандауры, не перевязанная вовремя, воспалилась и начала гноиться. Король бредил и в горячке рвался в бой. Когда он приходил в сознание, то был так слаб, что малейшее усилие давалось ему с трудом. У его постели денно и нощно сидела Ваймути, готовая прийти на помощь в любой момент. Лечил его Хуанако, лучший лекарь в стране. Травы первосвященника и скабиоза приносили больному заметное облегчение. Несмотря на это, его болезнь затянулась на недели. Король был нетерпелив, возмущался, но ему приходилось повиноваться Хуанако и оставаться в постели. Единственным его утешением были беседы с Атахуальпой о ходе сражения и погоне. Коварное нападение черных итонган, приведенных Маранкагуа, несмотря на дьявольский обман, не удалось и закончилось их полным поражением. В результате они оставили на поле боя двести убитых и пятьдесят тяжело раненных. Во время двухдневного преследования, которое продолжалось и после пересечения границы государства и остановилось только в ущельях с другой стороны горного хребта, снова погибло около сотни врагов. Светлые, кроме шестидесяти убитых во время ночного нападения — в основном пьяных или безоружных — потеряли лишь шестерых, а несколько получили легкие или тяжелые раны. Боевая способность племени, несмотря на предательство, оказалась на высоте. Особо отличились отряды под личным командованием короля и Атахуальпы, вооруженные новым видом режущего и колющего оружия — саблями и шпагами. Этому оружию, изготовленному местными кузнецами и оружейниками, под личным надзором белых, из отличной стали, не было равного в ближнем бою. Меднокожие воины, благодаря урокам фехтования, проведенным королем и Атахуальпой, овладели им блестяще.