Владислав Покровский - Кривое зеркало реальности. Cборник рассказов

Но тут дверь распахнулась прямо у него перед носом.

И любимый голос безразлично произнёс: "Вы желаете получить удовольствие?".

"Вы желаете получить удовольствие?".

Это спросила Она? Или это спросила та прекрасная девушка, которую я любил больше всей своей жизни и краше которой не было во всём Городе? Не знаю… Память играет со мной дурную шутку… Или в этом повинна моя судьба, просто обожающая крутые виляния своим жирными ляжками, которые всякий раз выбивают меня из колеи? Не знаю…

Я смотрю в глаза девушки, которую в своё время любил без памяти, ради которой остался в этом обречённом на медленную, неотвратимую смерть городе, ради которой жил и боролся в этом безумном мире, пытался даже спасти других. Я делал всё, что мог, только ради Неё. Ради себя я жить не умел. Поэтому потерять Её мне было так больно. Поэтому сейчас смотреть на Неё мне просто невыносимо. Смотреть и знать, что уже ничего не исправишь. Когда-то я надеялся Её вернуть, пытался исцелить, но вскоре, когда она в восьмой раз вернулась в бордель, уйдя из когда-то нашего дома, понял, что сделать это невозможно. Излучение очень быстро поражало определённые доли головного мозга, кардинальным образом перемешивая нейронные связи, и восстановлению это не подлежало. Не могло помочь ничто из всего того, что я изобретал и конструировал…

— Лика? — обращаюсь я к ней, мой голос хрипит и дрожит от боли, от переживаний, в уголках глаз начинает щипать, я торопливо смаргиваю и делаю шаг вперёд, чтобы обнять её… но вижу, как она направляет на меня бараний взгляд пустых, лишённых всего того, что я так любил, глаз, чуть поднимает голову, явно пытаясь задуматься… и я останавливаюсь, не сделав и полшага.

— Здесь нет "лика", — произнесла она вдруг пустым голосом, из которого ушли все краски, все тона, исчезла вся мелодичность, пропали нотки тепла и любви, которые все вместе так будоражили меня, так услаждали мой слух, что от одного звучания её голоса мне хотелось взлететь в небо от радости. Теперь её голос мёртв… как и сам город. — Вы желаете получить удовольствие?

— Тебя зовут Лика… Анжелика! — я не выдерживаю, хватаю её за плечи и прижимаю к себе, обнимая… и чувствуя, как кулачки упираются мне в грудь, отталкивая.

— Если вы хотите получить удовольствие, вы должны заплатить, — глухо говорит она, а мне хочется рычать от переполняющего меня бессильного бешенства, хочется разбивать головы местным зомби, хочется избивать их, разбивать окна и взрывать кабинеты в местном полицейском управлении, а потом на полной скорости, лавируя в лабиринте улочек, уходить от преследующих меня роботов.

— Вспомни меня… — я беру себя в руки и говорю спокойно. — Вспомни себя. Вспомни, как я любил тебя, как ты любила меня! Как были мы с тобой счастливы! Как собирались обзавестись ребёнком! Вспомни всё это! Лика!.. Прошу тебя!..

— Я помню, — говорит она вдруг, её глаза смотрят в упор в мои, её рука скользит в карман короткого, едва прикрывающего бёдра платья. — Я знаю тебя.

Моё сердце начинает колотиться как сумасшедшее, едва не выпрыгивая из груди, я снова обнимаю её за плечи, прижимаю к себе, шепчу какую-то успокоительную чепуху на ушко, и тут вдруг чувствую, что она опять вырывается. Но почему?! Что случилось?! Она же… Я смотрю на маленький чёрный предмет, который она сжимает в пальцах, сдавливая его, и понимаю… понимаю, что даже мизерные крупицы тех надежд, что и по сей день живы во мне, к сожалению, беспочвенны и бесплодны. Потому что эта маленькая чёрная штучка — маяк вызова отряда полицейских роботов…

— Я знаю тебя, — повторяет она, отходя на шаг. — Ты тот, кого здесь называют Вирусом. Как повелел Великий Разум, в услугах и удовольствиях тебе отказано. Прощай, Вирус.

— Лика, подожди! — я хватаю её за руку, надеясь ещё на что-то… химеричное, призрачное, но прекрасно вижу при этом, что от всех надежд не остаётся даже пепла, который развеет здешний суровый ветер. — Ты же не серьёзно всё это? Скажи, что нет, прошу тебя!

— В услугах и удовольствиях отказано, — она высвобождает руку и идёт от меня прочь, вдаль по улице, покачивая своими изумительной формы бёдрами и ногами, которые я обожал ласкать безумными ночами.

— Лика! — кричу я, срываясь и чувствуя, как текут по лицу слёзы. — Я люблю тебя! Не уходи!

— Кто здесь "лика"? — она оборачивается на мгновенье, вновь касаясь меня своим пустым лишённым всего взглядом, и это убивает меня окончательно. Уходит из меня стержень, который держал меня всё это время, уходят силы, поддерживавшие меня, питавшиеся слепой, безумной, яростной надеждой, а вместе со всем этим уходит и то, что осталось во мне от жизни. Я умираю как человек. Если и останется что-то в этом мире, так это лишённая могучего, гордого духа пустая оболочка, кожаный мешок с костями и мясом, но он долго не выдержит под палящим солнцем, знойными ветрами и истинными порождениями ада — песчаными бурями. Ведь что есть тело, как не сосуд для духа? Если нет духа… то и сосуд недолго протянет.

И в этот момент я понимаю, чего хочу. Уже осознавая, ощущая себя мертвецом, я хочу, чтобы на этом бесконечном пути в царство вечности, расположившееся по ту сторону Леты, меня сопровождала та, с которой я разделил все тяготы и горести этого города, чтобы она пошла со мной, рука об руку в этом нескончаемом путешествии. С ней мне будет легче…

Моя рука ныряет к кобуре, доставая револьвер, я прицеливаюсь и замираю. Не многого ли я хочу? А вдруг я не вправе? Это безумное желание могло родиться в мозгу только такого безумца как я… Но Она… Она ведь тоже давно уже мертва. Или даже хуже: порабощена. Её дух томится в неволе, в той клетке, на той цепи, на какую посадило его одурманивающее излучение. И конца этому рабству нет. Будь она свободной, она, несомненно, пошла бы со мной куда угодно. В этом я уверен, ибо, как и я, она любила чисто, откровенно и без сомнений. Она бы согласилась… Поэтому…

— Я освобождаю тебя, любовь моя, — прошептали мои губы, мой нос в последний раз обонял аромат её тела, который всегда сводил меня с ума, палец лёг на спусковой крючок и придавил его.

Я помедлил мгновение, любуясь в последний раз тем совершенством, которое она олицетворяла даже сейчас, будучи одурманенной, зомбированной… и нажал на спуск.

Грохот выстрела прозвучал одновременно с завыванием полицейских сирен. Уже не пытаясь и не желая никуда уходить, я посмотрел на то, как выскакивает из-за угла первый робот, и всадил в его лакированный колпак, под которым скрывались электронные мозги, третью пулю. Робот повалился и задымил, ещё два выскочили следом, понеслись ко мне, раскрывая манипуляторы для задержания. В них я всадил четвёртые и пятую пули, заставляя этих патрульных громил падать на мостовую и, отчаянно визжа повреждёнными сиренами, дымить и ползти, царапая камни… Помня о том, что остался только один патрон и не желая перезаряжать оружие, бросив последний взгляд на распростёртое неподалёку от меня тело той, которую я любил больше жизни, я мысленно попрощался со всем дорогим, что у меня оставалось и, уже не жалея ни о чём, поднял дуло нагана к подбородку, закрывая глаза…