Норман Льюис - Компания «Гезельшафт»

— Мистер Максвел, вы, оказывается, стали владельцем участка земли между реками Гранде и Негро.

— Да, — сказал Максвел, — так получилось. Я купил одну фирму, а ей принадлежал этот участок.

— Это была для вас приятная неожиданность. Девственный лес! Я ездил туда однажды поохотиться на тапира. Или мы еще называем — горная корова. Мясо у него превосходное.

— Да, мне говорили. Когда-нибудь обязательно попробую.

— А вы знаете, что он в некоторой степени родственник слону? — спросил доктор.

— Нет.

— Это видно по его носу: выглядит как хобот.

— Да, когда вы сказали, я вспомнил — похоже.

— Но мне никогда не удавалось подстрелить его, — сказал доктор. — Я плохой стрелок.

Максвел заметил, что это признание в собственном недостатке только усиливает обаяние этого человека.

— Я тоже плохой стрелок. Поэтому я никогда не хожу на охоту.

— Научиться стрелять не такая уж большая проблема. Что бы там ни утверждали, все дело в практике. Еще мне говорили, у вас много оленей. И диких свиней. Рассказывают, что они охотятся стадами, как волки стаями, и даже были случаи, когда они нападали на людей. Но мне не очень верится.

— И мне тоже, — рассмеялся Максвел.

— На приобретенной вами территории есть несколько очагов желтой лихорадки, — вдруг сказал Рибера, — Но их не станет, как только там вырубят лес. То же самое и с индейцами, которые, к сожалению, могут причинять всякие неприятности. — Он улыбнулся, будто извиняясь. — С ними вступят в переговоры и выселят в миссионерские поселения, как только предоставится возможность. Вы знаете мистера Морфи, главу организации «Новый рубеж»?

— Я встречал его.

— Возможно, мы ему предоставим заняться этим вопросом. Некоторые его идеи, связанные с религией, могут показаться несколько своеобразными, но никто ему в подметки не годится в таком деле, как это. Я бы хотел, чтобы вы непременно с ним встретились, когда вернетесь. Следует еще добавить, что у него сильная поддержка в правительстве, но это не стоит афишировать.

— Я далеко не одобряю миссионерскую деятельность, доктор Рибера.

— Однако вы убедитесь сами, что без нее невозможно обойтись. Как только начнете расчищать территорию от леса, у вас непременно возникнут проблемы с индейцами.

— Но я не собираюсь расчищать ее от леса, доктор. Во всяком случае на данном этапе.

На лице Риберы выразилось изумление. Казалось, его глаза сошлись к переносице, и от прежней заискивающей любезности не осталось и следа.

— Могу ли я узнать, какие же у вас планы насчет использования этой земли?

— В настоящий момент никаких.

Доктор сделал над собой явное усилие, чтобы сдержаться.

— Мистер Максвел, прошу вас, взгляните на ту карту.

Треть стены справа от Максвела занимала карта страны, и по ней было видно, как мало имелось информации о глубинных районах. Несколько синих жилок, обозначающих грунтовые дороги, проходили через пустынное пространство гор. Красная линия железной дороги соединяла рассыпанные точки городков, разделенных неосвоенными землями. Огромные притоки тянулись к Амазонке из лесных массивов в тысячи квадратных километров, там значилось всего лишь полдюжины деревень, около каждой стоял условный знак: самолет, указывающий, что добраться туда можно только по воздуху. Короткими штрихами были нанесены районы размерами с Уэльс, обозначающие непроходимые болота. В дальней северной части страны находилось белое, как Гренландия, пятно без каких-либо топографических обозначений. Про эту область было известно только то, что она покрыта лесами, большего никто не знал.

— Затушеванные участки обозначают районы, принадлежащие иностранным компаниям, которые вложили свои капиталы в развитие нашей страны, — пояснил Рибера, — В них заключается наше спасение.

Некоторые подробности на этой карте, которые Максвел смог разглядеть, давали ему ключ к разгадке того, что творилось в стране. И он с интересом в них вглядывался. Правительство всегда выказывало некоторую застенчивость и не выносило на свет точные данные о размерах земельных владений иностранцев. Пять больших кусков территории были отданы, как показывала карта, немцам. Все они находились вблизи границ.

— Но есть определенный круг людей, доктор, которые придерживаются иного взгляда. Всего несколько лет назад я беседовал на эту тему с одним человеком из правительства, и вот его очень тревожит то, что в конце концов немцы могут взять здесь власть.

— У него, должно быть, голова не на месте.

— Вы, вероятно, уже слышали о такой организации, как «Кондор»? А как насчет другой, «Камераденверк»? Я сужу только по тому, что читал в газетах. Предполагают, что у них насчитывается до пяти тысяч членов, и они располагают большими средствами, чем нацистская партия за три года до того, как пришла к власти.

— Эти россказни распространяют те, кто по каким- либо причинам хочет дискредитировать их в глазах правительства.

— Я тоже так думал, — сказал Максвел, — Но мое мнение теперь изменилось. Несколько месяцев назад кондоровцы устроили парад со старыми нацистскими знаменами на поле в двух километрах от моего дома. Я сказал об этом мэру по телефону, а он ответил, что это плод моего воображения. В свое время я считал такие явления просто дурной забавой, но теперь они мне не кажутся столь уж безобидными.

— Конечно, есть среди них горячие головы, согласен, но таких немного. И мы без труда можем их держать под контролем. Ни одно национальное меньшинство в стране никогда не возьмет власть в свои руки. Произойдет совсем наоборот. В следующем поколении все нацменьшинства потеряют свои отличительные черты и растворятся в местном населении.

— Хотел бы я увидеть, как это произойдет.

— Мы уже сейчас принимаем меры против какой-либо национальной изолированности.

— Надеюсь, что не будет слишком поздно.

— Судьба страны находится полностью под нашим контролем, — сказал Рибера. В его словах сквозило хвастовство уличного трибуна, и оно не только не убеждало, но и наводило на мысль о подспудных сомнениях самого ораторствующего. — С другой стороны, если нам предлагают помощь, мы должны принять ее, откуда бы она ни исходила. Страна встала на путь преобразований, дороги назад нет и быть не может.

— В некотором смысле мне грустно слышать это, доктор, — сказал Максвел.

— Почему?

— Потому что мне нравится то, как есть сейчас.

— Скажите на милость, что же вам нравится.

В тоне доктора можно было прочесть: как вы, европеец, который повидал мир, можете говорить такие абсурдные вещи?

— Поскольку вы здесь родились и прожили большую часть жизни, вам трудно заметить то, что видно чужому глазу. Ваша страна обладает огромным своеобразием и очарованием. Одним словом, она еще не испорчена.