Иштван Декан - Пути-дороги

«О чем они думают? — возникла у меня мысль. — Неужели в самый последний и решительный момент среди них найдется хоть один человек, который откажется прыгнуть с парашютом?»

Часа за три до вылета я спросил всех, не передумал ли кто, еще есть время отказаться. Но ни один из них не оказался трусом.

Как только мы вышли из зоны огня вражеских зениток, настроение у всех сразу же улучшилось. Мы начали переговариваться.

Время летело быстро. Вскоре из кабины пилота вышел летчик и сказал, что через десять минут будем над целью.

Было решено выбрасываться двумя группами, чтобы не сильно рассеяться. После выброски первой семерки самолет сделал круг, и по сигналу командира приготовилась прыгать вторая группа. Договорились, что первым прыгну я, а последним — мой комиссар Шандор Ихас Ковач.

Дверь отодвинули, и я приготовился к прыжку. Самолет вздрогнул и начал как бы падать. Загорелась сигнальная лампочка. Прыжок!

Я шагнул из самолета. В лицо мне ударил тугой поток воздуха, потом я почувствовал резкий толчок, после которого словно неподвижно завис в воздухе. Более того, какое-то мгновение мне казалось, что я лечу вовсе не вниз, а вверх. Надо мной белел огромный купол парашюта, а вокруг по небу рассыпались мириады звезд.

Через минуту я увидел парашюты моих товарищей, которые быстро удалялись друг от друга.

Взглянув вниз на землю, я различил на ней множество блестящих точек.

«Не на село ли я падаю?» — мелькнула мысль.

Но тут точки исчезли, и густая темнота опутала меня. Я вспомнил указание инструктора как можно крепче держать ноги вместе, и в этот момент в лицо мне хлестнули ветки деревьев, потом меня сильно дернуло, и я повис в воздухе.

Не успел я как следует осмотреться и сообразить, что к чему, как услышал над головой шум приближающегося самолета. Я схватил фонарик, висевший у меня на пуговице френча, и стал светить им в небо. Но густые кроны деревьев закрыли его. Самолет удалялся, а вскоре и совсем исчез. Наступила тишина.

Я внимательно прислушался, боясь пропустить знаки, которые могли подать мои товарищи.

Лучик карманного фонарика бегло скользнул по кроне дерева, по стволу, а затем уперся в землю. Положение у меня оказалось не из завидных: парашют зацепился за ветки громадного дерева, до земли было метров пятнадцать.

Сначала я хотел было обрезать стропы парашюта, но высота заставила меня отказаться от такого намерения.

Сняв с себя рюкзак, я бросил его вниз. По моим расчетам, до земли оказалось метров двадцать. Я начал дергать стропы, сначала тихо, потом все сильнее и сильнее, однако купол зацепился за ветки прочно.

Тогда я начал раскачиваться на стропах, чтобы, приблизившись к стволу дерева, ухватиться за него: как-никак детство мое прошло в лесистой местности и я неплохо умел лазить по деревьям. Но ствол дерева оказался таким толстым, что обхватить его оказалось просто невозможно.

Я вытащил финку, Раскачавшись, снова приблизился к стволу дерева и со всей силой всадил в него нож, не выпуская из рук рукоятку.

Однако и эта попытка ни к чему не привела.

И тут в голову мне пришла одна мысль: я обрезал две стропы и связал их, решив использовать как лассо. В качестве груза на один конец строп привязал нож. Продолжая раскачиваться, я крутил над головой это импровизированное лассо, а когда снова приблизился к стволу, постарался захлестнуть им дерево, но мне и это не удалось.

От волнения и усилий я так устал, что нужно было хоть немного отдохнуть. Лишь мой мозг лихорадочно работал.

Зажав финку зубами (такими гитлеровцы и представляли себе партизан), я подтянулся на стропах и вверху обрезал некоторые из них, затем связал их вместе и по ним с горем пополам соскользнул на землю, даже не соскользнул, а упал. Очутившись на земле, я ощупал руки и ноги — вроде все цело. На ощупь нашел упавший нож, рюкзак, сапоги. Приведя себя в порядок, прислушался.

В вековом лесу царила тишина.

Найдя толстую палку, я несколько раз ударил ею по дереву — это был наш условный сигнал. Через несколько секунд услышал такой же стук и пошел на него.

Первым, кого я встретил, оказался молодой радист Фурман. Вдвоем мы пошли искать остальных и перед рассветом наткнулись на Банди.

Теперь нас было уже трое. Но сколько мы ни ходили, больше никого не нашли: видимо, ветер отнес остальных далеко в сторону.

Потом оказалось, что большинство из прыгнувших, как и я, повисли на вершинах деревьев. Самолет наш был замечен вражескими наблюдателями, которые доложили о высадке десанта своему начальству, а оно утром выслало на прочесывание района высадки жандармов и солдат. Мы слышали и даже видели некоторых из них, наблюдая за ними из своего убежища, однако огня не открывали. Мы сделали вывод, что никого из наших им схватить не удалось.

Когда мимо нас прошла первая волна преследователей, мы решили сориентироваться на местности и определить, где же именно находимся. Оказалось, что мы спустились в нескольких километрах от поляны, на которой и должны были приземлиться. Затем мы разыскали сборный пункт первого дня, считая, что там нас ждут товарищи, но наши надежды не оправдались.

Еще находясь в школе, мы хорошо заучили места, где должны встречаться в первый, второй, третий день после приземления. Более того, нами был выбран пункт сбора, на котором можно было встретиться спустя неделю.

Переговорив между собой, мы пришли к выводу, что неудачная выброска и неожиданное появление преследователей разметали группу во все стороны, и, чтобы собраться всем вместе, нам потребуется не один день. Я, Фурман и Банди решили пока остаться в районе приземления, с тем чтобы продолжить поиски своих товарищей.

В то же самое время разведчик нашей группы Ференц Шифер встретил пулеметчика Гезу Филебича. Место, на котором они приземлились, было им незнакомо, и они никак не могли найти ручей, к которому должны были выйти. Возможно, пилот плохо сориентировался, что в подобных условиях неудивительно, и выбросил нас километрах в десяти от намеченной цели.

Шифер так описал в своем дневнике впечатления от первых дней пребывания на венгерской земле:

«Я прыгал вместе со второй семеркой спустя несколько минут после первой семерки. Неприятные минуты после того, как я шагнул в люк самолета, сменились затем приятным ощущением. Небо было поразительно красивым, а земля очень черной. Мы втроем падали так близко друг от друга, что даже переговаривались. Одного из этой тройки звали Гезой Филебичем, а имени другого я уже не помню.

Вскоре я заметил, что остался один. Мы отдалились и потеряли друг друга из виду.

Я смотрел на землю, которая стремительно приближалась. Перевел автомат в боевое положение, чтобы в случае необходимости открыть из него огонь. Затем приготовил гранаты. До земли оставалось совсем близко, и я приготовился к приземлению. Оно получилось удачным.