Евгений Рысс - Слепой гость. Повесть

Баширов подошел к вешалке и снял с нее кепку.

- Да, - сказал он. - Мы все поедем посмотреть. А теперь спать. Идите домой, ребята, у нас будет хлопотливый день.

Я вернулся домой уже засветло. Влез в окно и только начал было раздеваться, как в дверь постучали, и мать проснулась. Мне пришлось сделать вид, что я не раздеваюсь, а одеваюсь, и начать застегивать пуговицы, которые я только что расстегнул.

- Кто там? - спросила мать спросонья, поднимаясь с постели.

- Спи, мама, спи, - сказал я, - сейчас Открою. Нечаянно мать толкнула отчима, он проснулся и с удивлением смотрел на нас. Часы-ходики показывали половину пятого, и, не слыша стука, отчим не мог понять, о чем мы говорим в такое раннее время. Я побежал открывать. Теперь стучали сильнее. Видимо, гостя одолевало нетерпение.

- Кто там? - спросил я.

- Откройте! Откройте! - услышал я женский голос.-Важные новости!

Как назло, ключ не поворачивался в замке, а в дверь всё стучали торопливо и громко.

Наконец замок щелкнул, и дверь открылась. Передо мной стояла Баш, вдова банщика. Она была очень взволнована. Лицо ее было потным, и рука, которой она придерживала у подбородка шаль, дрожала.

- Где твоя мать, мальчик?-сказала она.

Я смотрел на нее с удивлением и испугом.

- Что с вами, Баш? - спросил я. - Сейчас еще рано, мать спит.

Вдова вошла в комнату. Она тяжело дышала и присела на стул передохнуть.

- Разбуди ее, мальчик, - сказала она, - я принесла ей важные новости.

За моей спиной скрипнула дверь. Я обернулся, Мать моя, бледная, но спокойная, стояла в дверях.

- В чем дело, Баш? -у спросила она. - Что случилось?

Вдова подошла к ней и обняла ее за плечи.

- Хорошие новости, Гуризад, хорошие новости. Ночью приехал человек из Мертвого города. Мехди не обманщик. Он чудесным образом исцеляет больных и калек.

Мать опустилась на скамейку и заплакала, улыбаясь и громко всхлипывая.

- Я боюсь этому поверить, - сказала она. - Он такой хороший человек, Сулейман. Он был бы так счастлив, так счастлив…

Баш обняла ее, и они стали обе плакать, по женской привычке плакать и с горя и с радости. Вышел отчим и знаком потребовал, чтобы ему объяснили, что случилось.

Я написал на грифельной дощечке, что Баш говорит, будто бы Мехди совершает чудеса, и мать надеется, что он вылечит его, Сулеймана. Отчим засмеялся, но мать схватила его за руку.

- Нет, нет, ты не смейся, - заговорила она, забыв, что он не слышит, - не надо смеяться. Ведь бывали же такие случаи. Почем знать, может быть, это правда…

Отчим глядел на нее с удивлением, и она, вспомнив, что он глухонемой, заплакала снова. Баш, толстую вдову банщика, одолевало желание рассказать еще кому-нибудь новости, и поэтому, распрощавшись с нами, она пошла дальше по улице стучать в двери и говорить заспанным людям, что в Мертвом городе народу явился имам и творит чудеса. Но мы не остались одни после ее ухода. Сначала пришли две соседки, сестры Гюлькаровы, и спросили, когда мы едем. Мать смущенно взглянула на меня и пробормотала что-то невнятное. Потом забежала подруга по артели и сказала матери, чтобы она не беспокоилась из-за прогула, так как завтра выходной день, а послезавтра она попросит свою сестру заменить мать на работе. А потом начали заходить одна за другой соседки, знакомые и подруги, так что у нас не смолкали разговоры, и дверь непрерывно хлопала. Отчим ушел в свою мастерскую очень сердитый. Он не любил, когда много говорили о его несчастье.

Я никогда не понимал и, наверное, никогда не пойму, каким образом распространяются слухи. Когда я вышел из дому, чтобы найти Бостана и обсудить с ним последние вести, весь город знал уже о том, что чудеса произошли. Об этом говорили на улицах, на базаре, в саду, на площади. Почти все при этом смеялись и подшучивали над имамом. Товарищи мои по школе тоже всё уже знали и хотя, конечно., не верили, но затеяли, однако, интересную игру в исцеления. В игре участвовали калеки, имам и доктор Коган. Имам пытался излечить калек, но у него ничего не выходило. Калеки вместе с доктором Коганом гонялись за ним, а имам должен был спастись на небо, то есть забраться на гранатовое дерево. Мне предложили быть доктором Коганом, но я отказался, так как спешил разыскать Бостана.

Однако, сколько я ни рыскал по городу, Бостана нигде не было. Я обошел все места, где он обычно проводил все свое время, но он словно сквозь землю провалился. Я спрашивал о нем у знакомых ребят, у сторожа в саду, у продавцов на базаре, - никто его сегодня не видел.

Потеряв надежду, я пошел домой. На углу, возле мясной лавки, где продавали баранину, стояло человек десять женщин и наперебой говорили о чудесах. Я постоял, послушал. Худая высокая женщина, жена повара из шашлычной, рассказывала, что Мехди, исцеливший вчера сто пятьдесят человек, спустился с неба по шелковой лестнице. Ей возражала горбоносая старуха, мать продавца пахлавы. Она говорила, что, во-первых, Мехди пришел не с неба, так как это наш здешний мулла, который приехал в Мертвый город на автобусе, а, во-вторых, калек было не сто пятьдесят, а только десять, потому что ста пятидесяти во всем Мертвом городе и набрать нельзя. Жена повара не стала спорить и сказала, что это не важно. Мулла мог сначала приехать в автобусе, потом подняться на небо и сойти обратно по шелковой лестнице. Что же касается до количества исцеленных, то если он исцелил не сто пятьдесят, а только десять, то лишь потому, что калек не хватило, а если б хватило, то он, наверное, исцелил бы сто пятьдесят и даже больше.

Мне стало противно слушать все эти глупости, и я пошел домой.

В нашей комнате Сидели соседки и толковали о том же. Отчим уже вернулся. Мать хлопотала по хозяйству, взволнованная, разгоряченная, и время от времени присаживалась на скамью послушать разговоры. Тогда соседки все сразу набрасывались на нее. Они говорили, что она - несчастная женщина и что Сулейман - несчастный человек, и если доктора ничем ему не могли помочь, она обязана обратиться к Мехди.

Дослушав до этого места, мать снова вскакивала и погружалась в хозяйственные хлопоты, а соседки продолжали трещать и советовать. Когда я пришел, мать выбранила меня неизвестно за что, стала кричать, что я ее в гроб вгоню и что если бы отчим был здоров, то я не посмел бы себя так вести. Я, конечно, только пожал плечами и сказал, что отчим тут ни при чем и вообще, я сейчас ухожу с ребятами в лес. Мать раскричалась еще больше и сказала, чтобы я никуда сегодня не смел уходить, потому что, наверное, ей понадоблюсь. Мне было интересно, чем все это кончится, и я с удовольствием остался дома, однако сделал огорченное лицо и сказал, что я не пойду, если она не хочет. Но, вообще говоря, школьные каникулы предназначены для того, чтобы ребята гуляли и отдыхали.