Генрик Сенкевич - В дебрях Африки

Стась то и дело влезал на холмы термитов не только, чтоб посмотреть, держится ли верного направления, но и просто затем, чтоб вытереть облитый холодным потом лоб, перевести свободно дух и подождать, пока успокоится быстро стучащее сердце. Притом он был так утомлен, что едва держался на ногах.

Но все-таки он продолжал идти вперед, все время помня, что это нужно для спасения Нель. После двух часов пути он почувствовал, что почва под ногами у него густо усеяна камнями; трава там была ниже, и кругом было значительно виднее. Очертания двух высоких холмов казались такими же далекими, как и прежде, но зато вблизи тянулась цепь скал, за которою виднелась другая, немного выше; обе цепи окаймляли, по-видимому, какую-то долину или ущелье, похожее на то, в котором был заперт Кинг.

Вдруг, шагах в трехстах или четырехстах справа, он заметил на скалистой стене розоватый отблеск огня.

Он остановился. Сердце опять начало стучать у него так, что он почти слышал его удары в ночной тишине. Кого он увидит там внизу? Арабов с восточного побережья? Дервишей Смаина или диких негров, которые, покинув родные села, спасаются от дервишей в неприступные горные заросли? Найдет ли он там смерть, или неволю, или спасение для Нель?

Надо было узнать это. Возвращаться он уже не мог и не хотел. Немного подождав, он начал крадучись приближаться к огню, стараясь не производить шума и сдерживая дыхание в груди. Пройдя так около ста шагов, он услышал вдруг со стороны степи фырканье лошадей и опять остановился. При лунном свете он насчитал их пять штук. Для дервишей это было мало, но он подумал, что остальные, может быть, не видны в высокой траве. Его удивило только, что при лошадях нет никакой стражи и что сторожа не жгут на горе огней, чтоб не подпускать близко диких зверей. Во всяком случае, он был очень рад этому, так как это позволяло ему подвигаться, никем не замеченным, дальше.

Отблеск огня на скалах становился все яснее. Не прошло и четверти часа, как Стась очутился против скалы, особенно ярко освещенной огнем, что указывало на то, что костер горит у ее подножия.

Стась ползком добрался до края обрыва и заглянул вниз.

Первым предметом, который поразил его взор, была большая белая палатка; перед ней стояла полотняная походная кровать, а на ней лежал человек, одетый в белое европейское платье.

Маленький негритенок, лет двенадцати, подкладывал сухое топливо в огонь, который освещал соседнюю скалу и два ряда негров, спавших у ее подножия, по обеим сторонам палатки.

Стась в одно мгновение спустился по склону скалы на дно ущелья.

Несколько минут Стась не мог от усталости и волнения вымолвить ни слова и стоял, тяжело дыша, перед лежавшим на кровати человеком, который тоже молчал и смотрел на него с изумлением, не понимая и даже как будто не видя ничего перед собой.

Немного погодя он крикнул:

– Насибу, ты здесь?

– Я здесь, господин, – ответил маленький негритенок.

– Ты видишь кого-нибудь? Кто-нибудь передо мною стоит?

Но прежде чем черный мальчик успел ответить, к Стасю вернулся дар речи.

– Меня зовут Станислав Тарковский, – проговорил он. – Мы убежали с маленькой мисс Роулайсон из плена у дервишей и скрываемся в степи. Но Нель очень больна; я умоляю вас помочь ей.

Незнакомец посмотрел еще с минуту, моргая глазами, и наконец провел рукой по лбу.

– Я не только вижу, но и слышу, – проговорил он про себя. – Так это не обман чувств!.. Что? Помощь? Я сам нуждаюсь в помощи. Я ранен.

Вдруг он точно стряхнул с себя сонный туман, посмотрел более сознательным взглядом и с блеском радости в глазах проговорил:

– Бедный мальчик! Я вижу еще белого!.. Здравствуй, кто бы ты ни был. Ты говоришь о какой-то больной? Чего же ты просишь у меня?

Стась повторил, что больная Нель – маленькая дочь мистера Роулайсона, одного из директоров канала, что у нее уже было два приступа лихорадки и она должна умереть, если у него не будет хинина, чтоб предупредить третий.

– Два приступа… это плохо! – ответил незнакомец. – Но хинина я могу тебе дать сколько хочешь. У меня есть несколько баночек, которые мне больше ни на что не пригодятся.

С этими словами он приказал маленькому Насибу подать большую жестяную коробку, которая служила, по-видимому, дорожной аптечкой, достал из нее две большие баночки, наполненные белым порошком, и отдал их Стасю:

– Вот половина того, что у меня есть. Этого хватит почти на год…

Стась был готов кричать от радости. Он начал благодарить незнакомца с таким жаром, точно благодарил его за спасение собственной жизни.

Незнакомец несколько раз кивнул головой и сказал ему в ответ:

– Хорошо, хорошо. Меня зовут Линде; я – швейцарец, из Цюриха… Два дня тому назад со мной случилось несчастье: меня тяжело ранил кабан.

Он повернул голову к черному мальчику.

– Насибу, набей мне трубку, – приказал он ему. А потом обратился к Стасю: – Ночью лихорадка у меня усиливается, и голова совсем не работает. Но от трубки мысль у меня немного проясняется. Ты говоришь, что вы убежали из плена у дервишей и скрываетесь в степи?

– Да.

– Что же вы думаете делать дальше?

– Бежать в Абиссинию.

– Вы попадете в руки махдистов. Их отряды бродят вдоль всей границы.

– Но ничего другого мы не можем предпринять.

– Ах! Еще месяц тому назад я мог бы оказать вам помощь. Но теперь я один, вот с этим черным мальчиком.

Стась посмотрел на него с удивлением.

– А этот лагерь?

– Это лагерь смерти.

– А эти негры?

– Эти негры спят и больше не проснутся.

– Не понимаю.

– Они больны сонной болезнью [38] В последнее время убедились, что эту болезнь причиняют людям укусы той самой мухи цеце, которая убивает быков и лошадей. Но укус ее вызывает сонную болезнь только в некоторых местностях. Во время восстания махдистов причина ее еще не была известна. . Это люди с берегов Великих Озер, где эта страшная болезнь свирепствует всегда. Они все заболели ею, кроме тех, которые еще раньше умерли от оспы. У меня остался только этот мальчик.

Стася только теперь поразило то обстоятельство, что когда он спустился в ущелье, ни один из негров не пошевелился и даже не дрогнул, и все время, пока они говорили, чернокожие спали: одни – прислонившись головою к скале, другие – опустив ее на грудь.

– Они спят и больше не проснутся? – спросил Стась, как бы не отдавая еще себе отчета в том, что услышал.

– О, эта Африка! Это громадная покойницкая, – проговорил в ответ Линде.

Он хотел сказать еще что-то, но слова его прервал топот лошадей, которые, испугавшись чего-то в степи, прибежали вприпрыжку на своих стреноженных ногах к краю лощины, поближе к людям и к огню.

– Это ничего, это лошади! – проговорил опять швейцарец. – Я отнял их у махдистов, которых разбил несколько недель тому назад. Их было человек триста, если не больше. Но у них были почти одни пики и дротики, а у моих людей – ремингтоны, которые стоят вот там, под скалой, теперь уже без всякой пользы. Если у тебя мало оружия или патронов, бери, сколько хочешь… И лошадь тоже возьми; скорее вернешься к своей больной… А сколько ей лет?