Луи Буссенар - Банда поджигателей, или Бандиты из Оржера

— Готов ли наш поросенок? — горланил Сан-Арто, точа нож о подметку башмака.

— Погоди, еще не прожарился! — отвечал Жан Канонир, раздувая огонь.

Вокруг продолжалась вакханалия. Бандиты прерывали дикую пляску лишь для того, чтобы утолить водкой сжигавшую их жажду. Через полчаса крики несчастного, мучения которого продлевались стараниями палачей, стали затихать, началась агония. Сан-Арто, к которому обратились все взгляды, подошел ближе к костру, воткнул железную вилку прямо в бедро умирающего и, отрезав кусок, впился в него зубами.

— Фу! — воскликнул он, швыряя на угли окровавленный кусок человеческого мяса. — Боров оказался жестче бешеной коровы! Все равно что жевать старый башмак. Никуда не годится!

Фэнфэн, чье лицо освещала недобрая усмешка, добавил, словно подводя черту:

— Вот хороший урок для тех, кому захочется поступить как покойник.

Вассёр догадывался, что ему угрожает опасность. Узнав, что именно командир гвардейцев был вдохновителем и, если можно так выразиться, движущей силой кампании, начавшейся против поджигателей, Фэнфэн немедленно сообщил сержанту о вынесенном ему приговоре. Прочитав угрозы поджигателей и узнав о награде, назначенной за его голову, Вассёр пожал плечами, скомкал письмо и раскурил им трубку. Следующее послание постигла та же участь. Сержант сохранял ледяное спокойствие и, узнав почерк на третьем конверте, даже не вскрыл его. Человек долга, не знающий, что такое страх, равнодушный к угрозам и проклятьям, Вассёр ни на шаг не отклонялся от намеченного пути и с дьявольским упорством продолжал преследовать негодяев.

Кривой, которому он показал первое письмо, затрясся от ужаса и как великой милости просил перевода в шартрскую тюрьму. Сержант, которому еще была нужна его помощь, отказал и про себя усмехался, глядя на предателя, оказавшегося целиком в его власти и умиравшего при одной мысли о встрече с Фэнфэном.

— Лучше сразу умереть, — твердил Кривой, вспоминая о Большом Дофине, которого распилили между двух досок в лесу Ла-Мюэт.

— Не беспокойся! — отвечал Вассёр, закатываясь громовым хохотом. — Если нам случайно попадутся твои дружки, я тут же снесу тебе башку. Один выстрел — и готово!

— Не надо ничего сносить, гражданин Вассёр! Если я не попрошу сам, не надо ничего делать!

— Договорились! Но если придется туго, можешь всегда рассчитывать на меня. Ну, по коням!

Отряд вновь и вновь объезжал окрестности, неустанно обшаривая дороги, равнины, фермы, деревушки и селения. Чаще всего поиски оказывались безрезультатными, но иногда судьба улыбалась гвардейцам.

Однажды, через три недели после событий в лесу Жервийе, где собирались разбойники с трех равнин, сержант, следуя указаниям Кривого, отправился в деревню Вилье, расположенную в кантоне Шоси, где жили сообщники разбойников, отец и сын Пусино, по кличке Корявые Лапы. Когда во дворе показались треуголки, Пуссино-младший воскликнул:

— Сержант, неужели нас арестуют за кражу на прошлой неделе между Тиверноном и местечком Лион-ан-Бос? Мы не имеем к ней никакого отношения!

— Нет, любезные, — ответил Вассёр, доставая пару наручников, — об этом деле и помину нет. Пойдемте-ка с нами. Дорогой мы успеем поговорить и об этом, и о многом другом.

— Как, вы нас забираете?

— Вот именно, и прямо сейчас. Ну-ка, поживей, собирайтесь в дорогу. Мы едем в Оржер.

Два дня спустя Вассёру понадобилось снова расспросить гражданина Феликса Маршана, и он вместе с Винсентом отправился в Фоконьер, где был арестован Кривой. В то время как сержант беседовал с фермером, в ворота постучал рыжий бродяга со слезящимся глазом. При виде Вассёра он затрясся.

Сержант со своей обычной невозмутимостью встал, загородил выход и обратился к попрошайке:

— Любезный, сегодня ты сюда зря завернул.

— Это еще почему? — огрызнулся бродяга, решивший не сдаваться.

— Потому что наши пути пересекаются уже второй раз, а я не мировой судья из Питивье и не упущу такую добычу.

— У меня есть документы! Вот, смотрите, все в порядке… Меня зовут Мишель Пека, работаю у кровельщика подмастерьем.

— Вижу, вижу. Владелец постоялого двора в Шартре, гражданин Дублет ловко подделывает любые бумаги. Твои, должно быть, тоже его производства. А похож ты, сударь, на Рыжего из Оно. Что скажешь?

— Рыжий из Оно? Гражданин жандарм, я не понимаю, о чем вы говорите.

— Еще как понимаешь!

— Это ошибка! Я в жизни не убивал, не крал, не нарушал законов чести…

— Послушай, любезный, разве я тебя в чем-то обвиняю? Просто на равнине тебя называют Рыжим из Оно, и ты арестован именем закона.

В тот же вечер человек, назвавшийся Пека, был препровожден в тюрьму Шартра, где оба Пусино и Беспалый опознали в нем бандита, известного под кличкой Рыжий из Оно. Разбойник не стал отпираться и сознался во всем.

Три дня спустя после поимки такой крупной дичи Вассёр, проезжая мимо фермы Говийе в коммуне Жерминонвиль, заметил бродягу, разговаривавшего с двумя женщинами. Сержант имел привычку проверять документы у всех попадавшихся на пути подозрительных личностей и, подозвав оборванца, потребовал предъявить документы.

— Гражданин сержант, у меня ничего нет.

— Вот как, — воскликнул Вассёр, внимательно разглядывая бродягу и перебирая в памяти приметы из своей записной книжки.

«Тридцать пять лет, рост пять футов два дюйма, длинное бледное лицо, каштановые волосы и брови… и кривой на левый глаз! Вот ты и попался, голубчик!»

Оборванец, встревоженный затянувшимся молчанием, не предвещавшим ничего хорошего, снова заговорил:

— Скажу честно, у меня нет бумаг, потому что я дезертир. Но разве это мешает оставаться честным человеком?

— Конечно нет, — добродушно согласился Вассёр, — но тебе придется рассказать, где ты служил, где стоял твой полк, номер бригады, имя батальонного командира и твоего капитана.

— Я был во флоте, — отвечал бродяга, — служил матросом на борту брига «Дерзкий», приписанного к порту Лорьян. Меня напоили вербовщики в Гавре, морская жизнь пришлась мне не по нраву, и в 1789 году я дезертировал…

— Очень интересно, продолжай, любезный, — отозвался Вассёр. — Так ты говоришь, что стал матросом, но призвания к этому делу не чувствовал.

— Истинная правда, гражданин сержант. Я ведь родился далеко от океана, в Сен-Мамере, что в департаменте Сарта, и был раньше садовником. В 1791 году подвернулся заработок у бенедиктинцев, которым после Революции пришлось покинуть монастырь. Потом я остался без дела, а еще через некоторое время устроился огородником в Вирофле около Версаля. Там-то меня и сцапали за дезертирство и отправили канониром на линейный корабль «Величественный». Прослужил я пятнадцать месяцев и опять сбежал.