Луи Буссенар - Банда поджигателей, или Бандиты из Оржера

Не знакомые с устройством старинных крепостей, оборванцы не подозревали о существовании этой решетки, являвшейся третьим, и самым грозным, препятствием на пути в замок, ибо оно, в отличие от двух других, позволяло осажденным свободно открывать огонь по нападающим. Разочарование бродяг выразилось в громких криках, размахивании кулаками и жутких проклятиях, вызвавших лишь улыбку на гладко выбритых лицах защитников замка.

— Потише, любезные, потише, — презрительно произнес аббат. — Я готов дать вам хлеба, однако не собираюсь пускать к себе в жилище. А если кто-нибудь все же попытается пробраться в замок, будьте уверены, здесь вас встретят десять решительных мужчин, не считая меня самого, которые прекрасно умеют обращаться с оружием — четырьмя десятками двуствольных ружей, что стоят в нашей кордегардии. Теперь же можете подойти — через решетку вам передадут хлеб.

Не скрывая разочарования, оборванцы один за другим подходили к решетке, протягивали руку, и служанка вручала им еще теплые краюхи, за что мерзавцы — видимо, в качестве благодарности — осыпали аббата Филиппа и его людей проклятиями и грязными ругательствами. Внезапно целая толпа оборванцев вцепилась в решетку и принялась ее трясти.

— Эй, приятели, ступайте отсюда, сейчас мы будем поднимать мост.

— Каналья, тебе это не удастся! Плевать мы хотели на твой хлеб! Мы хотим выпотрошить твои закрома, а потом поджарить тебе пятки и повесить на стене этого проклятого замка!

— Положительно, мерзавцы сошли с ума, — произнес аббат, который не мог понять, откуда у людей, которым он только что раздал милостыню, столь лютая и беспричинная злоба.

Однако нищие отнюдь не были сумасшедшими — одни пытались просунуть дубинки в щель между стеной и полотном моста, чтобы не дать его поднять, другие стали подтаскивать камни. Наконец стало ясно, что нападение было продумано заранее, потому что несколько человек вытащили из вещевых мешков напильники и принялись пилить ими цепи, державшие мост. Увидев это, аббат побелел от ярости.

— Назад, мерзавцы!.. Назад! Или я буду стрелять!

— Только попробуй, старая сволочь! — ответил один из оборванцев.

Не думая, что ему придется отражать самое настоящее нападение, аббат Филипп приказал зарядить ружья картечью. Жалея о своей снисходительности, он уже было хотел распорядиться, чтобы принесли мушкеты, заряженные тяжелыми пулями, но сдержался и, тихо отдав команду своим людям, отступил в сторону. Двое стрелков осторожно приблизились к решетке и дали залп. Прогремело четыре выстрела. В ответ раздался вой — нападавшие вопили от боли.

Аббат достиг цели — негодяи удирали, словно побитые собаки, корчась и извиваясь самым невероятным образом. Мост был почти очищен от сброда. Первые стрелки уступили место следующим, и те, столь же тщательно прицелившись, произвели еще четыре залпа, довершившие разгром противника.

— Поднимайте мост! — скомандовал аббат, считая, что преподал негодяям заслуженный урок и удачно обошелся без жертв.

Несмотря на помехи, тяжелый мост удалось поднять. Пока полотно его медленно ползло вверх, бродяги бесновались на краю рва, осыпая ругательствами и проклятиями обитателей замка. Крепость снова стала неприступной. Однако неудача не смутила оборванцев. Отступив ровно настолько, чтобы до них не долетали пули защитников замка, нападавшие расположились лагерем, словно намереваясь взять крепость в осаду. На первый взгляд это выглядело глупо, но тем не менее бродяги решили привести свой план в исполнение.

Число оборванцев, окружавших замок, стремительно возрастало. Под звуки выстрелов, впрочем не достигавших цели, из близлежащих охотничьих угодий прибыло еще человек сорок, а может, и больше. Вскоре осаждавших собралось больше сотни. Разделившись на группы, они явно не собирались никуда уходить. Погода стояла холодная, поэтому нищие стали запасаться хворостом, жечь костры, ощипывать и жарить домашнюю птицу, несомненно, украденную у местных крестьян. Аббат щедро снабдил их хлебом, и в ближайшее время голод негодяям явно не грозил. Среди новоприбывших было много мужчин, вооруженных ружьями. Они с надменным видом прогуливались вдоль границ лагеря, передразнивая часовых, и, развлекаясь, корчили рожи защитникам крепости.

— М-да, — промолвил аббат, с растущим недовольством и тревогой наблюдавший за маневрами осаждающих, — неужели эти негодяи решили взять нас измором?

Сама мысль об осаде феодального замка в наши дни представляется нелепой — ведь сейчас существуют быстрые средства сообщения, наша армия прекрасно организована, и воинское соединение любой численности может быть немедленно переброшено в любую точку страны. Однако во времена, когда разыгрывалась описываемая нами драма, осада не казалась такой уж невероятной. Одиноко стоящий, удаленный от крупных населенных пунктов замок со всех сторон окружали густые леса, единственная ведущая к нему дорога была вся в ямах и колдобинах, хозяином Фарронвиля являлся аристократ, чье присутствие в этих краях местные власти старались просто не замечать. Таким образом, замок как бы находился вне закона или, по крайней мере, где-то на его обочине.

Аббат Филипп жил в полном одиночестве, иногда месяцами не покидая стен своего жилища. Посетители у него бывали редко, а сам он делал все, чтобы его забыли и дали спокойно дожить свой век. Принадлежавшие аббату земли снабжали его всем необходимым, подати он взимал съестными припасами и практически ничего не покупал в соседних деревнях. Уединение его напоминало добровольное заточение. Не появись он на людях даже несколько недель, никто бы о нем и не вспомнил, а у властей и так забот хватало, тем более что людей для борьбы с разбойниками катастрофически не хватало. На всю округу, например, было только четыре бригады жандармов — в Жанвиле, Нёвиль-о-Буа, Этампе и Питивье!

На смену Террору пришел хаос, а с ним начался золотой век бандитизма, так что вот уже целых два года банда Фэнфэна безнаказанно грабила жителей Боса, потеряв при этом всего двадцать пять человек.

Задача аббата Филиппа заключалась в том, чтобы продержаться как можно дольше в стенах своей неприступной крепости. Однако быть уверенным в том, что можешь отразить любую атаку, — это только половина дела. Ни владелец замка, ни гарнизон не могут жить без пищи. Сколько времени сможет продержаться аббат де Фарронвиль, не пополняя запасов? Впрочем, графиня де Ружмон думала лишь о своих страхах и по-прежнему считала, что решение переехать к аббату было верным. Она торжествующе поглядывала на Валентину и Рене:

— Видите, дети мои, в каком ужасном положении мы оказались бы, если бы остались в Ружмоне! Даже малочисленная горстка бандитов вполне могла бы ночью ворваться в замок, а у нас всего двое слуг, способных оказать хоть какое-то сопротивление! Стоит об этом подумать, как меня начинает бить дрожь! А здесь, за прочными стенами, под защитой храбрецов, которыми командует аббат… Какое нам дело до оборванцев с их палками! Честное слово, я спокойно дышу только последние шесть дней — с той минуты, когда аббат предложил нам перебраться к нему.