Гэвин Лайл - Темная сторона неба

В пустыне разница между взлетом в полдень и ночью при полной загрузке выражается в трехстах ярдах разбега. Загрузка у меня была неполной, но и трехсот ярдов запаса не было. Как выяснилось, запас составил около полсотни футов. Мы тяжело оторвались перед самым поворотом дороги налево, достаточно резким, чтобы я мог вписаться в него. Мы прошли над поселком у гавани и оказались над открытым морем. Я взял курс на Афины.

— Ты видел пятно? — спросил меня Роджерс.

Я рассказал ему о находках Хертера, а потом о том, что мы видели на Кире. Роджерс спокойно выслушал, а затем спросил:

— Значит, это действительно было? Драгоценности, я имею в виду.

— Похоже на то, — ответил я.

— А мог он без посадки долететь сюда из Индии?

— Я думал об этом. И решил, что не мог. За два раза мог, каждый прыжок по полторы тысячи миль. Приземлился в какой-нибудь арабской стране, заправился.

И следующие полторы тысячи заканчивались здесь. Он здорово это сделал, очень здорово. Я думаю, он сел на Киру на последней капле бензина.

Некоторое время Роджерс сохранял спокойствие. Я подумал, что на обратном пути у нас здесь не будет его превосходительства, и оказался прав.

Спустя некоторое время Роджерс сказал:

— И Кен Китсон сделал то же самое, в том же месте. Только он не дотянул до острова.

— Похоже, что нет, — согласился я, и на этом мы закончили разговор.

Ко мне снова вернулось нервозное состояние и ощущение неприятного привкуса во рту. Хотелось что-нибудь выкинуть: сделать бочку, напиться или вообще смотаться с «Дакоты». Пилотская кабина «Дакоты» была скверным местом. Я слишком большую часть жизни провел в «Даках», летал на них с очень многими людьми, которых уже нет в живых, и, пока я летаю на «Дакотах», летать им вместе со мной.

Но я не собирался уходить с «Дакот». Мы старели и устаревали вместе с ними, и когда найдут замену «Дакотам», с ней придет замена и Джеку Клею. И я уйду и буду коротать остаток своего века в тихом месте среди деревьев.

Вы были неправы, мисс Браун. Я не жесток. Не я жесток. Это совершенно точно. Просто я стар, отстал от жизни, пообтрепался. Надо учиться понимать разницу, мисс Браун. Когда-нибудь это пригодится.

Горько слышать такое с вашей стороны, мисс Браун, просто досадно.

Я связался с диспетчерской службой Афин и рассказал им о том, что мы видели — нефтяном пятне и обломках, определенно принадлежащих «Пьяджо», и порекомендовал им закончить поиски. Они собрались было открыть дискуссию насчет того, зачем мне надо было приземляться на Саксосе, подвергая опасности и так далее. Однако я сообщил им, что у меня здорово сдает приемник, и они отстали от меня. У них ещё будет время прицепиться ко мне.

Я был не в настроении садиться по темному времени, но все прошло вполне гладко. Да и вообще все оказалось легким. Трудности только собирались проявить себя.

Ширли Бёрт исчезла, как только мы остановились на стоянке. Я ей очень сочувствовал, но помочь ничем не мог. Наваб и мисс Браун сели в большой «Мерседес», который появился под фонарями ангара, точно по мановению волшебной палочки Хертера. Потом Хертер обратился ко мне:

— Как я понял, вы оскорбили его превосходительство.

Я пожал плечами. По моему мнению, «оскорбили» было слишком сильно сказано, но, может быть, он был и прав. У меня имелся ограниченный опыт общения с навабами.

— Это, — со смурным видом продолжал он, — скажется на оплате.

— Это стоит четыреста долларов, — сообщил я ему. — Наличными, в любой твердой валюте, какой пожелаете.

— Его превосходительство может быть щедрым. Но он может и выразить свое неудовольствие.

— Я сказал: четыреста. Здесь и немедленно.

— Вы мне не указывайте, сколько нам платить! — взъелся Хертер. — Я буду жаловаться на вас!

Я криво усмехнулся.

— Кому? В международный союз транспортной авиации? В швейцарскую торговую палату? Мы не входим ни туда, ни туда. Мы вообще никуда не входим. Платите и катитесь к чертям.

Он был на шесть дюймов выше меня, мне следовало бы это учитывать.

— Если вы не заплатите, — заявил я, — я сделаю так, что история с этим разбившимся самолетом появится на первых полосах всех европейских газет. Через сутки вас облепят иностранные корреспонденты, а это такой прожженный народ! Они умеют задавать вопросы и выуживать информацию. Через два дня они или докопаются до сокровищ, или их закопают так глубоко, что вы не доберетесь до них и в следующие десять лет. Значит, мой пилот напишет вам расписку в получении.

Он был готов или взорваться, или ударить меня. Я был не прочь столкнуться и с тем и с другим вариантом. У меня было настроение подраться или поскандалить на стоянке самолетов — к возмущению и осуждению законопослушных граждан. Но что бы ни сделал Хертер, он все равно собрался платить.

Очень медленно он залез во внутренний карман пиджака и достал такую пачку денег, которой можно было бы заткнуть выхлоп авиационного двигателя. Затем он отслоил несколько бумажек сверху, дважды пересчитал их и протянул — протянул так, словно передавал шпагу.

Это были доллары США: десять сотен, две полсотни и две десятки. Щедро довольно-таки. Я обратился к Роджерсу:

— Напиши расписку в получении. Его превосходительству навабу Тунгабхадры. На тысячу сто двадцать долларов. С благодарностью. Подпиши и передай мистеру Хертеру.

Я развернулся и направился к «мерседесу».

Заднее стекло было опущено, и я подошел к нему. Из тьмы в окошке показалось худощавое лицо наваба.

Я улыбнулся ему и нагнулся, положив руку на окно. Мисс Браун лишь угадывалась в глубине машины — очертаниями и по слабому запаху духов в тихом вечернем воздухе.

— Надеюсь, вы получили удовольствие от полета, ваше превосходительство, — сказал я, улыбнувшись сверх меры доброжелательно: мол, как это я, да чтобы оскорбить наваба?

Он что-то буркнул.

— И я надеюсь, вы найдете свои сокровища, — добавил я и выпрямился.

— Подождите минуточку. — Лицо его было нахмуренным. — Так мистер Китсон говорил вам, значит?

— Кое-что.

— А вы о них ничего не слышали?

Я развел руками.

— Пока что нет. Но я много мотаюсь в этих местах. — Я хитро посмотрел на него. — Конечно, если я даже наткнусь на них, я их не узнаю.

— За это будет вознаграждение, — заметил он.

— Да? И сколько? — изобразил я интерес.

Он вгляделся в мое лицо, потом губы его недовольно изогнулись. Я для него был ещё одним попрошайкой с вытянутой рукой. Он равнодушно пожал плечами.

— Я могу предложить небольшой процент. А стоят они свыше четверти миллиона фунтов стерлингов.

Подошел Хертер, косо взглянул на меня и уселся на водительское место.

— А я слышал, — сказал я навабу, — что они стоят миллион и больше.