Клод Фели-Брюжьер - Азия в огне

На министров произвели большое впечатление простота и ясность идеи Меранда и решающее значение предлагаемого им образа действий.

Меранда они знали и раньше с самой лучшей стороны. Они знали, что могут придавать серьезное значение — как его решениям, его личному мужеству и присутствию духа, так и его техническим знаниям. Морской министр выразил их общую мысль, сказав:

— Ваш проект мне представляется безусловно хорошим, но для того, чтобы быть выполненным, он нуждается в безгранично преданном делу, верном человеке, который был бы на высоте задачи… Хотите вы быть этим человеком?

— Да, примете ли вы командование французскими аэронефами для выполнения операций, которые вы нам так ясно изложили? — спросил в свою очередь президент совета.

— Безусловно! — ответил твердым голосом Меранд.

— Прекрасно! Завтра мы еще обсудим ваш план совместно с президентом республики. Явитесь в Елисейские Поля в девять часов утра и будьте в нашем распоряжении.

И министры разошлись, тепло простившись с ним и поблагодарив его. Адмирал Видо задержал его на несколько минут с глазу на глаз.

— Я делал вам возражения, — мое дорогое дитя, вовсе не для того, чтобы противоречить вам, а для того, чтобы заставить вас как можно точнее формулировать ваши мысли и этим убедить моих коллег. Я доверяю вашей сообразительности и считаю ваш план весьма выполнимым. Так же, как и вы, я не могу допустить, чтобы эти миллионы китайцев проникли за пределы Азии. Надо успокоить общественное мнение. Завтра мы дадим журналам необходимые сведения. Мы подготовим успешный финал. Не принимайте никаких интервьюеров. Завтра, после совета министров, мы с вами поедем в Шале и осмотрим аэронефы. А теперь— возвращайтесь домой, так как уже поздно и обнимите вашу мать и сестру за меня.

Переступив порог министерства, капитан взглянул на часы. Было одиннадцать. Чтобы поскорее очутиться со своими, которые, наверное, ждали его с таким нетерпением — он одну минуту хотел взять экипаж. Но погода была так хороша, авеню Сегюр — достаточно близка и он почувствовал желание пройтись, чтобы успокоить свое волнение.

Быстрыми шагами он направился через площадь Согласия по направлению к Палате депутатов. Ясное сияние луны заливало огромную площадь, соединяясь с светом газовых рожков. Вдруг он заметил направо вырисовывающийся на темной зелени Елисейских Полей огромный силуэт Тимурова аэронефа. окруженный еще очень значительной толпой любопытных, Он вспомнил тогда, что в продолжение семи часов ему вовсе не пришли в голову его товарищи по прошлым несчастиям и почувствовал страшное желание расхохотаться, так как их положение людей, предоставленных в жертву любопытству толпы, показалось ему достаточно комичным.

В сущности, их участь вовсе не была плачевной, так как у них было и помещение, и припасы, и Меранду не в чем было упрекать себя по отношению к ним. За исключением нескольких мгновений, отданных им своей семье, у него не было ни одной минуты свободной с момента их спуска на землю.

Ускорив шаги, он направился к аэронефу и не без труда протискался сквозь толпу. Полицейские агенты удерживали толпу приблизительно в тридцати метрах от аэронефа. Благодаря своему мундиру, капитан мог пройти внутрь заветного круга. Узнавший и окликнувший его Полэн внушил к нему окончательное почтение со стороны полицейских.

Он уже хотел взойти на аэронеф, как неожиданно к нему подошел полицейский офицер и, поклонившись, произнес:

— Я имею честь видеть капитана Меранда?

— Да, это я.

— Префектура поручила мне, капитан, принять необходимые меры для охраны вашего воздушного корабля и ваших спутников. Я ожидал вашего возвращения, чтобы получить от вас соответствующие указания. Располагайте мною.

— Благодарю вас. Ваша предупредительность избавляет меня от лишних хлопот. Завтра я рассчитываю этот аэронеф передвинуть в Шале, но сегодня на ночь я желал бы его оставить здесь, если он не слишком мешает уличному движению.

— На этот счет вы можете быть совершенно спокойны!

— В таком случае — единственное, что меня заботит сейчас — это экипаж. Я желал бы дать ему свободу и избавить его от охраны аэронефа.

— Мои люди сумеют прекрасно посторожить ваш воздушный корабль, но я боюсь, как бы он не поднялся тут в воздух без вас (Почтенный полицейский чин предпочитал называть аэронеф традиционным именем воздушного корабля).

— Мы можем устроить так, чтобы не произошло ничего подобного. Я пойду, распоряжусь, чтобы все необходимое для устранения подобной возможности было немедленно сделано и тогда только уведу своих спутников.

Сообразительный, как всегда, Полэн предвидел, что придется на ночь покинуть аэронеф на ответственность полицейской стражи. Он запер двери блиндированной башенки, снял педаль, которой приводился аэронеф в движение и, в избытке предосторожности, несмотря на то, что собственная тяжесть машины достаточно была для противодействия любопытным, которые пожелали бы передвинуть его с места, он привязал его четырьмя канатами к четырем кольям, солидно вбитым в землю.

— Вот как, мой славный Полэн! Я вижу, что ты и на этот раз сумел устроит все как следует, не дожидаясь наставлений… Молодец! И так как теперь все уже в порядке и охрану нашего «судна» взяла на себя полиция, то мы теперь вправе воспользоваться вполне заслуженным отдыхом. Я увожу вас обоих и у меня вы получите добрый ужин и две чистые постели, в которых вам, пожалуй, будет поудобнее растянуться, чем у нас, на аэронефе.

— Благодарю, господин капитан, с моей стороны не последует отказа!

Возвращение Меранда домой было приветствовано новыми восторгами. К излияниям в зале — присоединились излияния из кухни: дверь быстро открылась, и Клеманс втолкнула в ярко освещённую комнату нашего приятеля Полэна, которого г-жа Меранд сначала не узнала, так как смуглую весёлую физиономию его сильно изменили усы — Входи, входи, дружек! Матушка, Шарлотта — вот он, мой освободитель!

— Это Полэн! — вскричали одновременно обе женщины и, повинуясь одному и тому же побуждению, они подошли к нему. Г-жа Меранд, взяв в свои руки голову матроса, расцеловала его в обе щеки, а Шарлотта изо-всех сил сжала его грубую лапищу своими обеими маленькими ручками, Полэн, бормоча что-то бессвязное — плакал и смеялся вместе, а прислуга, стоящая у дверей, следовала его примеру. Клеманс вытирала передником свои мокрые щеки; Меранд и Дюбарраль не могли удержатся от смеха, смотря на эту трогательную и забавную картину. Г-жа Меранд благодарила Полэна тысячью милых слов, которые может найти только сердце матери. И добродушный парень ревел белугой, вертя в руках свою фуражку. Но вскоре его обычный нрав взял верх над волнением.