Карл Май - Том 7. Невольничий караван

— Тогда дай мне руку! С этого момента вы — наши друзья и союзники. А теперь возвращайся назад, на сандал. Мы послушаем, что скажут твои люди, а потом перейдем на ваш корабль, чтобы перевязать раненых.

Негр пожал обоим немцам руки и вернулся в свою лодку, которая помчала его к нетерпеливо ожидавшим решения своей судьбы нуэрам.

— Ну, что скажете? — обратился Серый к Шварцу. — Как по-вашему, я все верно сделал?

— По-моему, все получилось хорошо. Правда, у нас и без нуэров было достаточно сил, чтобы справиться с Отцом и Рабом Смерти, но искусство превращать врагов в друзей еще никогда никому не вредило. Кто знает, может быть, это новое подкрепление и в самом деле окажется нам полезным. Но скажите мне ради всего святого, зачем вам понадобилось так пугать несчастного малого и покушаться на все эти их прически и шляпы?

— Потому что я и вправду не прочь был заполучить себе его чепчик. Я с большой бы охотой притащил его домой в качестве трофея или там этнографического курьеза. Но коли уж он так прикипел душой к своему колпаку, то так и быть, пускай оставляет его себе и любуется на него сколько влезет! Но стоп, что это? Слышите вопли и рев там, снаружи? Я так понимаю, наш чернокожий приятель добрался до своих ребят и поведал им, до чего мы тут договорились. Пойдемте-ка скорей наверх, мне не терпится поглядеть, что у них за лица!

Несмотря на закрытую дверь каюты, последние слова Серого почти потонули в гуле голосов, доносившихся снаружи. Негры кричали так, будто их всех посадили на кол, и непонятно было, от радости или горя они так разошлись. Однако, прислушавшись, можно было разобрать, что нуэры наперебой повторяют только три слова: «О, блаженство, о, счастье, о, радость!» — выкрикивали они так громко и пронзительно, что хотелось немедленно заткнуть уши и убежать на край света.

Немцы вышли на палубу и увидели, что нуэры устроили на своих кораблях безумные пляски, от которых жалобно скрипели доски сандала и нуквера.

— Что и говорить, неплохое наказание я им выдумал! — засмеялся Серый. — Теперь нам нужна целая шайка психиатров, чтобы снова вернуть этим парням здравый рассудок.

Увидев своих новых господ, вождь нуэров подошел к борту сандала и крикнул:

— Посмотрите, как ликуют мои воины! Их переполняет блаженство, они готовы верно служить вам и, не раздумывая, отдадут за вас жизнь. Идите же к нам и облегчите страдания наших раненых, которые ждут вас, превозмогая боль.

Прежде чем последовать этому приглашению, Шварц вызвал к себе капитанов и Хасаб Мурада, который к этому времени уже успел перевезти свою сотню обратно на корабль. Все трое очень обрадовались, когда узнали, что нуэры перешли на их сторону, и обещали отныне обращаться с ними как с союзниками.

Шварц понимал, что не может терять ни минуты, если он хочет попасть в лагерь фельдфебеля раньше Абуль-моута или его посланца. Поэтому он распорядился, чтобы солдаты спустили на воду все имеющиеся в наличии лодки и принялись расширять узкий проход сквозь камышовые заросли. Времени, которого требовала эта работа, обоим немцам как раз должно было хватить на осмотр раненых нуэров. Они пошли в каюту, чтобы взять необходимые инструменты, и возле самой ее двери столкнулись с Сыном Тайны. Шварц остановил юношу за плечо и сказал:

— Мы решили отправиться к заливу Хусан-эль-Бахр. Ты, конечно, знаешь это место?

— Да, эфенди, я его знаю, — кивнул Сын Тайны. — Я несколько раз бывал там вместе с Бен Вафой. Этот залив знаменит тем, что его населяет огромное количество бегемотов.

— Как ты думаешь, когда мы сможем туда добраться, если окажется попутным ветер?

— К завтрашнему утру, если не будем останавливаться на ночь. Мы можем себе это позволить, потому что река впереди совсем свободна от камыша, а ни дождей, ни ураганов в это время года не бывает.

— А пеший человек может поспеть туда к этому же времени?

— Да, если он поторопится. Нил здесь очень петляет, а пешком можно пройти напрямик.

— Вот как? Это мне не нравится: очень возможно, что Абуль-моут тоже отправится к заливу.

— Тогда мы должны впрячь впереди кораблей лодки, так же, как мы сделали прошлой ночью. Нам нетрудно будет с этим справиться, потому что нас достаточно много, чтобы часто сменять друг друга. Кстати, и нуэры нам очень пригодятся: они наверняка лучшие гребцы, чем наши солдаты.

— Ты прав, как всегда; скорее всего, мы так и поступим. А сейчас я хочу попросить тебя пройти вместе с нами на сандал. Нам с Отцом Аиста не хватит рук, чтобы унести все инструменты, а кроме того, ты ловок и сможешь помочь нам перевязывать раненых.

Эти слова случайно услышал словак, который тоже околачивался поблизости. Конечно, он не преминул подойти поближе и вмешаться:

— Эфенди, и я обладаю ловкостью, значительной. Я перевязал уже раненых, многих. Я рассказывал однажды про аиста с ногой, сломанной, которого сам перевязал. Теперь хочу помогать нуэрам, раненым!

— Хорошо, подожди здесь! — коротко распорядился Шварц. Он вместе с Сыном Тайны отправился в каюту за аптечкой, Пфотенхауер же остался стоять снаружи, решив, что настал подходящий момент положить конец недоразумениям между ним и словаком. Однако не так-то это было просто! Малыш с отсутствующим видом смотрел на берег и делал вид, что не замечает присутствия Серого. Поведение этого невоспитанного эфенди возмущало его до глубины души! Мало того, что он совершенно не воспринимал Отца Листьев как ученого, он еще имел наглость «тыкать» ему прямо в лицо! Только двум человекам во всем мире, а именно: Шварцу и достойнейшему господину Вагнеру, была оказана высокая честь называть Отца Одиннадцати Волосинок на «ты». Все остальные, разумеется, если беседа шла не на арабском языке, где вообще не распространено обращение в форме второго лица множественного числа, просто обязаны были, по мнению словака, соблюдать в обращении с ним хотя бы элементарные нормы вежливости. Пфотенхауер же, который понятия не имел об амбициях своего «ученого коллеги», продолжал с ним фамильярничать, легкомысленно следуя примеру Шварца и не подозревая при этом, что каждый раз забивает новый клин в здание еще не родившейся дружбы. Вот и сейчас, так и не дождавшись, Пока Стефан изволит сфокусировать на нем свой взгляд, он простодушно заговорил с ним самым что ни на есть дружеским тоном:

— Так ты, выходит, кой-чего и в перевязке смыслишь? Это нам очень на руку, потому как с твоей помощью мы скорее управимся.

— Я мог перевязать намного лучше, чем другие некоторые, очень из себя ученых воображающие, — сухо отрезал Отец Листьев, по-прежнему не глядя на немца. — Я мог варить и намазывать катаплазма и мазь, целительную и рассасывающую для карбункула.

— Что я слышу! Ты знаешь, что такое катаплазма?