Ольга Ярмакова - Все начинается утром

– Солнце скоро сядет, вечер на пороге, нужно торопиться, куда ушла Килисса? – Волновался магистр.

– Она ушла за накидкой, отец, сейчас вернется. – Ответила Анастасия, поглаживая Нефелу.

– Нашла время на глупости. В стенах обители кто-то есть посторонний и я опасаюсь, что промедление может дорого вам стоить. Ну, где же она?

Воздух разорвался на тысячи осколков от крика надрывного, окрашенного безнадежностью и ужасом неизбежности, женского крика, исходившего из нутра обители. Все застыли и оцепенели, а крик резко оборвался, срезанный чьей-то злой волей.

– Килисса, дочь моя! – Беллерофонт взвыл, воздев к небу худые бледные руки. – Он ее забрал у меня! Еще одну за этот горький день! Еще одну….

Анастасия прижалась к своей любимице и судорожно цеплялась за гриву лошади, этот крик агонии испугал ее до жути. Элен тоже пребывала в смятении и замешательстве, все ее обострившееся внимание сейчас было сосредоточено на открытой двери, в которую минутами ранее прошла за накидкой Килисса. Холодом веяло оттуда и еще чем-то подавляющим, все нутро девушки вопило и призывало убираться немедленно из этого места. Но как, ни странно, первым очнулся старец:

– Немедленно садитесь в колесницу, благо лошади запряжены и готовы к пути, и скачите во весь опор в Тирахис.

– Но как же ты, отец? Мы не оставим тебя здесь одного. Там же убийца! – Анастасия подбежала к магистру. – Мы можем разделиться: вы с Элен поедете к братьям, а я, чтобы отвлечь и сбить с толку врага, пойду в другом направлении.

– Нет. Исключено. Ты единственная, кто остался от ордена. И твой долг сейчас – выжить и сохранить для будущих хранительниц все знания и тайны. Пока жива хоть одна – будут и другие. С тобой умрет весь орден.

– Но как же? Как? Как я могу оставить тебя одного?! – Девушка плакала и отказывалась ехать. – Я лучше разделю одну учесть с тобой, нежели брошу тебя здесь одного, отец.

– Милая моя дочь, самая младшая и самая упрямая, но не менее любимая мною. Мой долг, как главы ордена ценой жизни защищать хранительниц от смерти. Ибо жизнь моя лишь щит вашей жизни. Исполни последний мой наказ и волю – ступай и выживи, возроди силу и жизнь ордена. Будь сильной и смелой, ибо, чтобы отпустить, нужно небывалое мужество. Ступай, дочь, а я задержу убийцу, хотя бы на время, чтобы вам дать фору. Лучше старику умереть, зная, что он не одинок в этом мире, нежели гонять эхо по пустынным коридорам мертвого дома. Ведь одиночество, словно холодный камень с острыми режущими гранями, подпирает сердце, постепенно разрушая его до основания. Элен, дитя, пожалуйста, помоги ей добраться до братьев, не оставь ее, она же совсем еще юна и ей так нужна сейчас поддержка, хоть она в этом и не признается.

– Я сделаю все, чтобы она добралась до Тирахиса, отче. Знакомство с вами было для меня честью. – Других слов у гостьи не нашлось, они попросту застряли в горле от подступавших слез.

Анастасия оказалась менее сдержанной и обняла старика, обвив руками его шею. Беллерофонт ласково гладил русую голову, пытаясь успокоить девушку, а когда она все-таки выпустила его из объятий, взял ее личико в свои ладони и, поддавшись вперед, поцеловал ее в лоб. Глаза его были полны покоя и светились миром, передавая спокойствие девушке. Элен видела, как Анастасия вмиг переменилась, преобразилась, лицо ее прояснилось, слезы просохли, а на губах осела прощальная улыбка. Девушка поклонилась старцу и, дотронувшись до края хитона, поцеловала его, а затем спокойно взошла на колесницу и приняла вожжи в руки. Гостья не заставила себя ждать и встала позади на площадку, плотно прижимаясь к хранительнице, повозка тут же тронулась, покачивая обеих девушек, а лошади покатили колесницу прямо через ворота, которые к тому времени уже были распахнуты настежь. Лишь единожды оглянулись они назад, отъехав от обители – в воротах стояла одинокая фигура в белом с золотым плащом поверху, которую скрыла за собой тяжелая массивная дверь.

Молчание было невыносимо тяжелым и гнетущим и чтоб как-то остановить непослушные слезы, Элен подняла лицо к небу, ища поддержку в белесой выси. Небеса сейчас более всего напоминали огромный слоеный пирог, испеченный из густейших плотных сливок-облаков, вымазанных малиновым вареньем заходящего солнца. Это наблюдение отвлекло ненадолго от грустных дум девушку и она, любуясь красотой сумеречного неба, даже сожалела, что не может насладиться в полной мере очарованием острова в данный момент. В другой раз, в другой жизни – вот, что проносилось в ее голове, хотя нет, такое никогда не повторится снова, никогда.

– Он мог его не тронуть, слышишь? – Девушка попыталась растормошить окаменевшую возницу. – К тому же он охотится на девушек, а старик то ему не нужен. Ведь так, Анастасия? Анастасия…

Безрезультатно. Хранительница закрылась в себе, как в раковине и остекленевшими покрасневшими глазами смотрела лишь на метавшуюся в ветряных потоках гриву мчавших на другой конец острова лошадей.

Кто пробрался в обитель, сомнений не было, Элен была уверена, что это тот самый Черный Всадник. И сейчас главная задача состояла в скорейшем прибытии в Тирахис, а затем спокойствие от того, что последняя служительница обители Тавфес в безопасности и ей ничто не будет угрожать.

Но как же быстро село Солнце и резко тьма накрыла все вокруг непроницаемой шалью, даже звезд не было видно. Теперь люди всецело зависели от чутья и внутреннего направления лошадей. С темнотой воздух стал остывать, охлаждая все, что росло, дышало, ползало, бежало и ходило. Вначале прохлада дала то приятное успокоение, которого жаждало тело на протяжении знойного дня, но эта прохлада была иной, нежели казалась. Она источала влажность и холод, свойственный скорее промозглому ноябрьскому дню, нежели той весне, что царила на островке. Посему девушки, не успев насладиться благодатной передышкой от жаркого дня, стали замерзать от леденящего ветра, и укрыться им было нечем, лишь тонкие туники развевались на белеющих в темноте телах.

Чтобы как-то согреться, Элен прижалась еще плотнее к спутнице, тело которой остывало куда быстрее, чем должно было.

– Нам долго еще до Тирахиса?

– Нет. Скоро ты его увидишь, он прямо за лесом. – Анастасия, наконец, вымолвила первые слова с того момента, как была покинута обитель.

Колесница стала все чаще подпрыгивать на кочках и корневищах, опутавших затерявшуюся в гуще леса дорожку. Несколько раз Элен мысленно прощалась с возком и готовилась к жесткому приземлению на враждебные ветви кустов, торчащих в темноте боевыми пиками, либо размозжить голову об ствол близ растущего дерева, а если повезет, то лишь ушибиться о его торчащие одеревенелые корни. Но всякий раз ее удерживала неведомая сила, и бешеная скачка продолжалась все дальше. А запахи ночные, как же они отличались от дневных! К хвойным и терпким ароматам древесной коры примешивалась земляная сырость и звериные нотки животных, проснувшихся для ночной жизни.