Эдгар Берроуз - Тарзан из племени обезьян. Возвращение Тарзана. Тарзан и его звери (сборник)

Поскольку в тот вечер должны были устроить пляску в честь недавно возвратившихся охотников, Тарзан остался в хижине один, а все мужчины, как объяснил М’ганвазам, должны были принять участие в празднике.

Как только человека-обезьяну благополучно заманили в ловушку, М’ганвазам созвал у себя молодых воинов, которых он выбрал, чтобы те провели ночь с белым дьяволом.

Ни один из них не выказал по поводу плана вождя особой радости, так глубоко сидел в их суеверных сердцах невероятный страх перед странным белым великаном. Но слово М’ганвазама было законом для его племени, и поэтому никто не посмел возражать.

Когда М’ганвазам шепотом объявил свой план дикарям, сидящим на корточках вокруг него, беззубая старуха, которой Тарзан не дал провести ночь на улице, подошла к заговорщикам – якобы собираясь подбросить в огонь хвороста, а на самом деле желая побольше узнать, о чем они говорят.

Несмотря на дикий гвалт, поднятый в деревне подгулявшими туземцами, Тарзан уже крепко спал, когда его невероятно обостренные чувства уловили какое-то легкое движение в хижине. Огонь почти погас, превратившись в небольшую кучку тлеющих угольков, которые скорей усиливали темноту, чем освещали дурнопахнущее жилище. Однако чуткий слух и зрение человека-обезьяны предупредили его о том, что кто-то бесшумно крадется к нему во мраке.

Тарзан сомневался, что это кто-то из воинов, с которыми он делил хижину, возвращается после праздника, ведь с улицы еще доносился рокот тамтамов. Кто бы это мог быть, если он так тщательно скрывает свое приближение?

Когда незнакомец приблизился на расстояние вытянутой руки, человек-обезьяна легко отскочил к противоположной стене, выставив свое копье.

– Кто здесь? – спросил он. – И почему ты подкрадываешься к Тарзану из племени обезьян в темноте, как голодный лев?

– Тише, бвана! – ответил старческий надтреснутый голос. – Я Тамбудза, та самая, чью хижину ты не пожелал занять, чтобы мне не пришлось провести холодную ночь вне дома.

– Чего Тамбудзе нужно от Тарзана из племени обезьян? – последовал вопрос.

– Ты был добр к той, которую давно никто не жалеет, и я пришла отплатить тебе за твою доброту, – ответила старуха. – Мне нужно тебя предупредить.

– Предупредить о чем?

– М’ганвазам отобрал воинов, которые должны спать в твоей хижине, – пояснила Тамбудза. – Я была близко, когда он им объяснял, что нужно делать, и все слышала. Когда пляска закончится и наступит глубокая ночь, они явятся в хижину. Если ты случайно проснешься, они скажут, что вернулись с праздника, но, если ты будешь спать, тебя убьют. Так приказал М’ганвазам. А если ты будешь бодрствовать, они подождут, пока ты не заснешь, а затем расправятся с тобой. М’ганвазаму очень хочется получить плату за твою смерть, как обещал белый человек.

– Я и забыл про обещанную награду, – пробормотал Тарзан, скорей обращаясь к самому себе, чем к кому-то другому, а потом добавил: – А почему М’ганвазам думает, что белый человек расплатится с ним, если тот ушел из здешних краев неизвестно куда?

– О, его отряд ушел совсем недалеко, – возразила Тамбудза. – М’ганвазам знает, где их лагерь. Его гонцы быстро нагонят твоих врагов, ведь они не торопятся.

– Где они? – спросил Тарзан.

– Ты хочешь к ним пойти? – ответила Тамбудза вопросом на вопрос.

Тарзан кивнул.

– Я не могу рассказать, где они, чтобы ты сам нашел это место. Но я могу проводить тебя к ним, бвана.

Тарзан и Тамбудза были так заняты разговором, что не заметили, как в темную хижину незаметно пробрался какой-то низкорослый человечек, а потом снова бесшумно выскользнул на улицу.

Это был маленький Буулау, сын вождя от одной из младших жен, – мстительный негодник, настоящий выродок, который ненавидел Тамбудзу и постоянно шпионил за ней, выискивая малейшую возможность наябедничать отцу о каких-нибудь проступках с ее стороны.

– Тогда пойдем же, – быстро проговорил Тарзан. – Пора в путь.

Этого Буулау уже не слышал, потому что бежал во весь опор по деревенской улице туда, где его отвратительный отец пил местное пиво и наблюдал за неистовыми танцорами, бешено скачущими в истерической пляске.

Так и получилось, что, когда Тарзан и Тамбудза осторожно вышли из деревни и растворились в кромешной тьме джунглей, два проворных гонца отправились в том же направлении, только по другой тропе.

Отойдя от деревни на приличное расстояние, так что можно было разговаривать, хотя бы и шепотом, Тарзан спросил старуху, не видела ли она в лагере белую женщину и маленького ребенка.

– Да, бвана, – ответила Тамбудза, – там были женщина и маленький ребенок. Маленький белый малыш. Он умер здесь, в нашей деревне, от лихорадки, и белые его похоронили!

Когда сознание возвратилось к Джейн Клейтон, она увидела, что Андерссен стоит рядом, наклонившись над ней, и держит ребенка на руках. Когда ее глаза остановились на младенце, на лице у несчастной матери появилось выражение страдания и ужаса.

– В чем дело? – спросил кок. – Вы быть больна?

– Где мой ребенок? – вскричала бедняжка, не обращая внимания на его вопросы.

Андерссен протянул ей пухлого младенца, но она покачала головой.

– Это не мой сын, – прошептала Джейн. – Ты знал, что он не мой. Ты сущий дьявол, как тот русский.

Голубые глаза Андерссена широко раскрылись от удивления.

– Не ваш! – воскликнул он. – Вы коворить мне, малыш на борту «Кинкейда» быть ваш сын.

– Это чужой ребенок, – ответила Джейн глухо. – Другой. Где тот, мой? Их, наверное, было двое. Об этом мальчике я ничего не знала.

– Тругого ребенка не пыло. Я тумал, это быть твой. Ошень жаль.

Андерссен стоял, смущенно переминаясь с ноги на ногу. Джейн стало ясно: он не кривит душой и его слова совершенно искренни.

Через какое-то время мальчик начал гулить и подпрыгивать на руках у шведа, но в то же время тянуться к молодой женщине маленькими ручонками.

Джейн не смогла устоять против этого призыва, вскочила с тихим вскриком и прижала малыша к груди.

В течение нескольких минут она беззвучно лила слезы, уткнувшись лицом в испачканную рубашонку малыша. Первый шок от разочарования, вызванного тем, что он оказался вовсе не ее ненаглядным Джеком, уступил место надежде. Ей пришло в голову, что в последний момент перед отплытием «Кинкейда» из Англии, наверное, произошло какое-то чудо и ее сын не попал в руки к Рокову.

Но нынешний найденыш, оставшийся без любви и ласки посреди диких ужасных джунглей, казалось, хотел ей что-то сказать, хоть и не знал еще ни слова. Именно эта мысль, более чем любая другая, заставила материнское сердце Джейн растаять при виде невинного младенца.