Григорий Славин - Имею право сходить налево

Но в какое-то мгновение во мне срабатывает механизм защиты, и я открываю глаза, чтобы понять, куда ж мы все-таки едем.

Ах да, санаторий под Коломной… Там у Антоныча знакомые…

Но кто-то решил, что чашу вынужденной бессонницы я должен испить до дна. И вот уже становится ясно, что настроение в машине меняется с растерянно-ветхого на решительно-мобильное.

– Не знаю, как вам, а мне с уздой бегать уже надоело, – заявляет Антоныч. – Годы не те. Всяк дедок вздрючить норовит. Хватит! Едем ко мне!

Этого еще не хватало. Меня больше устраивала Коломна. Об этом я, не медля, и сообщил.

– Мы нанесем удар сами, – даже не слушая меня, отрезает Антоныч.

– Антоныч, ты Жуков? Или спартанский Леонид? Или, быть может, Кутузов? Нам по-хорошему уже где-нибудь за пределами Московской области быть нужно, а ты – мы нанесем удар…

– Они все равно сейчас видят нас, – угрюмо возразил Гера. – Куда ни сунься – они уже там. Антоныч прав.

Как быстро обрастает компаньонами Антоныч, когда речь идет о глупости, и как же потом трудно заставить этот сплоченный коллектив от этой глупости отказаться. Годами проверено – очень трудно.

– И, вообще, я есть хочу, выпить хочу и спать хочу, – поддерживает Антоныча Гриша.

– Поесть – пожалуйста, – уже на правах хозяина дома, до которого мы еще не доехали, соглашается Антоныч. – А вот насчет выпить и поспать – извините. Нам сначала нужно эту парочку пощупать. И сделать это лучше всего у моего дома. Я даже знаю место, где нужно щупать.

– Какую парочку? – не сразу понимаю я.

– Этих юрких из «Ауди».

– Как это… пощупать?

– Руками.

Это была плохая идея, но сопротивляться я был не в силах – оставшиеся двое заняли сторону Антоныча.

– Что делает волк, когда его флажкуют? – насел на меня Гриша.

– Прикидывается бабушкой?

– Нет, Слава, он делает петлю и организовывает засаду. А потом лихо из нее нападает.

– Только теперь не скажи, что мы будем организовывать засаду.

Поскольку мне ни Гриша, никто другой не ответил, я обвел их взглядом импотента.

– Нет.

– Да, – сказал Антоныч.

– Нет!

– Да! – ответил Гриша.

Они спятили. Странно только, что одному мне это показалось.

– Мы ездим по городу уже два часа, – не выдержал я, убирая руки от руля. Антоныч устал, это было видно, и я занял его место. – Я уже дважды пересек Москворецкий мост, трижды проехал по Дмитровке, столько же раз останавливался у ворот прокуратуры, еще дважды мы туда-обратно миновали Факельный и сейчас снова на Дмитровке.

– Езжай ко мне домой.

– На Факельный? – не скрывая раздражения от его упрямства, справился я.

– А где я живу?

– Пять минут назад ты сказал: «Поехали ко мне», оказалось, к офису.

– Я сбивал с толку.

– Меня?

Снова Факельный. Мы поднялись в квартиру Антоныча, он захлопнул дверь и включил в коридоре свет. А потом вдруг стал давать распоряжения, требующие дополнительных объяснений. Грише и Гере он велел остаться с ним, мне же – садиться в машину и уезжать прочь. Но не далеко, потому что ровно через десять минут я должен вернуться, остановить «Крузер» в соседнем дворе и обойти дом Антоныча с другой стороны. Там есть маленькая, покосившаяся беседка, выкрашенная в зеленый цвет двадцать четыре года назад, а потому ныне бесцветная. В беседке будет спать алкоголик по имени Матвей с красным родимым пятном на правой половине лица. Матвею нужно дать пятьдесят рублей, и часа два его не будет. Если он вернется, ему нужно будет снова дать пятьдесят рублей. А в свободное от этого время я должен находиться на лавке в беседке и наблюдать за входом в сквозной арочный проезд в доме. Заодно посматривать на окна Антоныча и своевременно делать выводы из складывающейся обстановки. Телефон есть в квартире, телефоны есть у каждого из тех, кто в ней находится. Связь каждые двадцать минут. Все понятно?

Наверное, пока рулил Антоныч, я все-таки уснул. Все эти указания раздавались так уверенно, что только один я ничего не понимал. Значит, обговаривалось это в тот момент, когда я еще не был за рулем, то есть был не в состоянии воспринимать информацию. Попросту – был в отрубе.

Грише и Гере понятно было все. Я бы удивился, если бы они принялись расспрашивать Антоныча: «А как у тебя остаться, а где у тебя остаться, а с кем у тебя остаться?» Поэтому они молчали, ждали, наверное, негодяи, когда я удалюсь, чтобы открыть холодильник. Я же засомневался в своих волчьих способностях.

– Антоныч, вот эти – беседка, красное пятно… Я всего лишь специалист по рекламе… Мне поздно становиться коварным.

– Кристиан Диор стал модельером в сорок один, – возразил Гера.

– Тогда, может быть, ты пойдешь делать петлю?

– Мне нельзя. У меня не менее важные функции.

Я стал ощущать себя отказником, что неминуемо вызывало чувство вины. Но поспорить повод еще был.

– Антоныч, этот… как его… Матвей? С чего ты взял, что он будет лежать в какой-то беседке?

– Мой юный друг, – ответил он, – я живу в этом доме сорок два года. И с тех пор как я стал осознанно улыбаться людям, в моей памяти, отвечающей за воспоминания детства, осталось два эпизода. Падение вниз головой с ледяной горки в семьдесят пятом и Матвей, спящий в беседке. Машину оставь и не беспокойся. Я позвоню подружке, она присмотрит.

– Подружке? – ожил Гера. – Кстати, о подружке. Тут на диске тебя по имени называют… Я так понимаю, профессиональный сексолог нам недавно помощь оказывал…

– Не нам, а им, – робко поправил Гриша.

– Так вот я что подумал. Спецзапись… С именем Антоныч…

– Заткнись, – посоветовал Антоныч.

– Здесь все свои, – отмахнулся Гера. – Значит, тебя больше возбуждает, когда телки называют тебя Антонычем, а не Сережей?

– Значит, так, Слава, давай, выезжай, отгоняй машину от двора. Девочке я сейчас позвоню, она часок присмотрит.

– Антоныч, не виляй кормой, – попросил Гера. – Значит, Антоныч – это твоя… так сказать… эрогенная зона? Ребята, так вот я что думаю: мы ведь Антоныча все Антонычем называем, так не рискуем ли мы в известном смысле?

– Хватит болтать! – вскипел Антоныч, и Гриша коротко заржал. – Слава – машину в соседний двор, сам – на лавку!

– В свете Гериных рассуждений последнее твое распоряжение выглядит просто устрашающе.

В Матвея я, конечно, не поверил, но все равно первым делом чуть было не направился к беседке. Однако, помня четкую установку Антоныча, сел в машину, выехал со двора и ровно десять минут блуждал в потемках дворов. Машину оставил там, где было велено, сунул за ремень гаечный ключ, самый большой, какой нашел в багажнике, накинул на ковер хана Исмаила простыню, которую Антоныч методично и по мере необходимости рвал на тряпки, и прошел к указанному месту. Бесцветная, выгоревшая беседка – да. И первое, что услышал, – это сочный храп. Не веря ушам, я приблизился к телу и потряс его.