Альтернативный солдат. Или приключения юного балбеса в доме престарелых, веселые и не очень...

- Это регистратура? У вас морг принимает трупы? Нет, не милиция. Родственница умерла … а куда ее девать? Дома, что ли, на столе разложить?

Мужчина глубоко затягивается сигаретой, по лицу расплывается ироническая улыбка.

- Ага … вы мне еще балкон предложите. Не лето, мол, полежит … Ладно базар разводить, лучше скажи сколько стоит место на два дня. Что? Ах ты …! – матерно выругался мужчина.

Тем временем женский спор начинает переходить в практическую фазу, громкость лая уменьшается, дамы сбиваются в кучку. Через несколько минут с тыльной стороны интерната подъезжает уазик-«буханка». Мужья выносят закоченевшие трупы, завернутые в простыни, водитель уазика помогает укладывать в салоне.

- Хорошо, что мелкие … - бормочет шофер. – Если в четыре слоя, то весь интернат поместится, - шутит он.

Мужья криво улыбаются, вспыхивают зажигалки, сигаретный дым поднимается к небу. Жены стоят рядом, на лицах тревога, в глазах расчет – успеть бы получить последнюю пенсию мамаши. Да, еще надо сходить в собес, узнать, нельзя ли похоронить за счет государства. Должно же оно хоть как-то помогать гражданам! Место на кладбище нынче ох как дорого. Машина с трупами уезжает, за ней вереницей тянутся джипы и кроссоверы «безутешных» родственников.

Против ожидания, весть о смертях в женском отделении не сильно расстроила мужчин. Когда Стас появился в палате с ведром и шваброй, старичье оживленно обсуждало последние новости о сборной по футболу, а вовсе не философские вопросы о жизни и смерти.

- Да ноги не из того места растут! Уж какие деньги получают эти игрули, дворец у каждого есть, да не один, а все равно ничего не умеют, - горячится Таранов.

- Тренеры хреновые, - неуверенно говорит Давило.

- Да брось ты, Семен, оправдывать! Уже из-за границы выписали тренера, мильёны получает, а толку ноль. Голландец даже корейцев чемпионами мира сделал, а они вообще раньше играть не умели. Ноли полные были! Причем, заметь, наши клубы на общем фоне выглядят неплохо. Конечно, Европу задавить слабо, но показать кузькину мать все-таки могут. А в составе сборной шиш без масла. Ни хрена получается!

- Это верно, - вздыхает Давило. – Вроде по отдельности игроки хорошие, а вместе - черт-те что.

- Вот! А почему? Футбольных вождей разгонять пора. А лучше расстрелять к такой-то матери, что б другим неповадно было. Окопалась мафия!

- Привет, спорщики! – вмешался в разговор Стас. – Мне кажется, что мафия ни причем. Наоборот, футбольные гангстеры кровно заинтересованы в победе сборной, потому что это деньги. Чем больше побед, тем больше доходов. Получается, что – увы – играть не умеют.

- Так что же делать? Ведь других-то нет!

- Ну … как обычно, начинать с чистого листа. Нужно вкладывать деньги в дворовый футбол, в спортивные секции. Чемпионы рождаются там, на улице.

- Вот, это правильно! – воспрянул духом Давило. – В советское время играли все. И не за деньги, как сейчас, а из любви к футболу. Потому и команда была и чемпионы были. Яшин, а? Равному ему до сих пор нет! А что сейчас творится? Мафия везде!

- Мафия-футбол, футбол-мафия … как вы надоели с вашими спорами! – воскликнул Поцелуев. – Пинать мячик по полю забава простолюдинов. Примитивное времяпровождение! О высоком надо думать. В стране театры умирают, кино вырождается, искусство гибнет! А народ нуждается в просвещении.

- Ха, ты еще про балет скажи … Искусство, блин! Бегают по сцене худые бабы, юбки и так задраны дальше некуда, так они еще наклоняются да ноги к потолку тянут. И норовят срамным местом к зрителю повернуться! Нате, мол, любуйтесь … А мужики в колготках бабских, чтоб значит выпирало, как у коня … ага, и скачут, скачут … Порнография это, а не искусство! – разозлился Давило.

- Мужичье, - презрительно скривился Поцелуев. – Видите только физиологию и не способны оценить прекрасное.

- Нет, отчего же … Если мужиков в колготках убрать, оставить женщин, только не таких худых. В теле чтоб! И не бегали, как наскипидаренные, а плавно так, с чувством … Тогда ничего! – сказал Таранов.

Небритое лицо расплылось в улыбке, в глазах появилось мечтательное выражение.

- Это есть стриптиз, дедушки, - усмехнулся Стас. – Поднимайте копыта, жеребцы, полы надобно помыть.

Железные кровати взвизгнули, дощатый пол отозвался скрипом, старики с кряхтеньем убрали ноги. Обширная, как ковер, тряпка с чавканьем погружается в воду, ведро сердито звякает и мстительно выплевывает горсть воды прямо на пол. Стас ловко выжимает истекающее водой полотно и тряпка шлепается на крашеные доски пола, словно камбала на палубу сейнера …

Клыкова прислонилась лбом к окну. Холодное стекло застудило кожу, головная боль на мгновение стихла, а потом набросилась с удвоенной силой. Послышался звук автомобильного мотора, во двор интерната въезжает уазик. Машина переваливается на выбоинах, словно растолстевшая утка, старый кузов скрипит и кряхтит, как будто отдувается после тяжелой работы. Хлопает дверь, шофер спрыгивает на мокрую землю. Воровато оглядывается, рука лезет в карман. Пальцы комкают тонкую пачку ассигнаций. Водитель некоторое время рассматривает деньги, губы озабоченно шевелятся. Пересчитав «кровно заработанное», шофер прячет купюры во внутренний карман, предварительно тщательно расправив каждую бумажку.

- Какая мразь! – тихо шепчет Клыкова и закрывает глаза. Кому адресовано произнесенное слово, водителю или родственникам скончавшихся старушек, непонятно …

Негромко щелкает замок, звучат шаги. Поспелов отрывает взгляд от разложенных по столу бумаг, деловое выражение лица меняется радостью. В кабинет входит Клыкова, белый халат туго стянут талии широким поясом, пуговицы застегнуты, врачебный колпак надвинут на брови, словно стальной шлем солдата. Строгий облик дополняют высокие сапоги на острых шпильках. Клыкова опускается на стул, спина подчеркнуто выпрямлена, белая ткань туго обтягивает бедра. Губы плотно сжаты, взгляд строг, на лице нет и намека на улыбку.

- Валериан, у меня к тебе серьезный разговор, - холодно произносит Клеопатра.

- К чему такой деловой тон, Клео, - как можно теплее улыбается Поспелов, - ты же знаешь, что для тебя я готов на все.

- Мы по-разному понимаем слово «все», Валериан.

- Ну, дорогая … - поднимается из-за стола Поспелов.

- Сидеть! – останавливает его строгий окрик.

Для пущей убедительности Клыкова легонько хлопает себя по бедру. Валериан торопливо садится, его взгляд буквально прикипает к обнаженным коленкам Клеопатры. Несколько секунд длится пауза. Валериан не выдерживает, быстро произносит просящим тоном:

- Слушаю тебя, дорогая.

Взгляд скользит по бедрам, животу, поднимается выше и замирает, словно натыкается на непреодолимое препятствие – ледяные глаза Клыковой. Заместитель глядит на директора, словно удав на добычу – жестко, неотрывно, будто сверлит дырочку в голове.