Желтый бес.

- По ящику здорово выступает. С паузами, с завываниями, как поэт! – отозвался Сан Саныч. – Заслушаться можно.

- Я ж говорю, талант, - кивнул Трухин. – Если проживет еще лет десять, и про Ельцина сочинит триллер с детективом.

- А мне кажется, что это правильно. Ну что хорошего, если показывать все в черном свете? Видеть только ошибки? Посмотрите, как врут другие. Просто потоки лжи! Даже сраная Прибалтика назвала себя чуть ли не центром вселенной. На Украине Будду и Христа объявили хохлами. Американцы возвели в культ пастухов, итальянцы считают себя прямыми потомками римлян. А Китай? Да они были посмешищем для всего мира еще в конце прошлого века, а какие сейчас снимают фильмы о своей истории?

- Да, ложь - это общемировая тенденция, - согласился Науменко. – Но мне кажется, Антон, что лучше говорить правду. Тогда не будет соблазна безнаказанно творить глупости и зло. Правители, да и целые народы слишком часто уповают на то, что не только потомки, но и современники промолчат о преступлениях из так называемых благих побуждений. Искажение истории может довести до национальной катастрофы, как это произошло с Германией. Ладно, оставим высокие материи. Кроме того, экспедиции – это еще и возможность неплохо заработать, вот только заниматься этим надо осторожно – в могильниках встречаются ядовитые ловушки. За найденные артефакты правительство Египта приплачивает.

- Вот как! - удивился Антон.

- Да. Когда жадничало, экспонаты уходили за рубеж. Вот поэтому большая часть найденного ранее хранится в Англии и Америке.

- Это неправильно, - пробурчал Трухин. – Раритеты принадлежат народу Египта.

- Это которому? Тому, что ямы для нас копает? – иронично поинтересовался Науменко. – Или тем неграмотным крестьянам, которые разбирали пирамиды. Им, видите ли, не из чего загоны для верблюдов строить! Брось ты Федя, этот партийный идеализм. Девяносто процентов любого так называемого «народа» состоит из равнодушных скотов. Что творилось в нашей стране после революции, которую устроил этот самый «народ»? Даже памятники павшим на Бородинском поле осквернили, могилы разграбили.

- Да, был временный разгул преступности, - согласился Трухин.

- Ничего подобного! – прорычал профессор. - Это была политика новой власти, направленная на уничтожение собственной нации, истории государства. И заправляли всем этим отнюдь не бедные крестьяне из Вологодской губернии и не пролетарии Путиловского завода. Жидовня хлынула в Россию с окраин, где евреи проживали с 1791 года согласно закона о черте оседлости. Исключения составляли только купцы 1-ой гильдии и ремесленники. Остальные под страхом вечной каторги жили в пятнадцати губерниях Царства Польского, Литвы, Белоруссии, Бессарабии, Курляндии, большей части Украины. И вот эти люди, которым даже ходить по русской земле запрещалось, налетели, словно голодная саранча, захватили руководящие посты – не в армии, нет, кровь проливать они не желали! – в государственных учреждениях. Особенно много этой дряни было в ЧК, созданной поляком Дзержинским в первую очередь для уничтожения русских!

Науменко на мгновение смолк, переводя дух. В тишине раздается ехидный голос Антона:

- Э-э, да вы, батенька, фашист! Или я все-таки … ну, фашистее, что ли?

На следующее утро погода преподнесла невиданный в этих краях сюрприз – небо затянули тучи. Дождя, правда, не было. Влага испарялась, едва только образовывались капельки. Тем не менее, небо в серых облаках было настолько непривычным, что прибывшие на работу землекопы принялись живо обсуждать климатические изменения в планетарном масштабе. Очень быстро пришли к выводу, что катастрофа близка и виноваты во всем беложопые, которые возомнили о себе слишком много. Самый загорелый заявил, что необходимо везде ввести законы шариата, они, мол, спасут землю. Остальные горячо поддержали. Разобрали лопаты и пошли рыть землю за деньги «беложопых». Антон уложил в кузов «лендровера» инструменты, запас воды. Сергей устроился на переднем сидении, Сан Саныч за рулем и нетерпеливо поглядывает на палатку. Оттуда должна появиться Валентина, но она что-то опаздывает. Науменко недовольно морщит нос, но вслух ничего не высказывает. Антон копается в вещах, пытаясь так положить инструмент, чтобы не тарабанил при езде. Задержка Валентины не сильно его расстраивает. Наконец, полог распахивается, из сумрачного нутра палатки появляется девушка. Сергей поворачивается, хочет поторопить, но замолкает на полуслове. Глаза студента старшекурсника округляются, рот остается полуоткрытым. Сан Саныч удивленно смотрит на Сергея, потом оборачивается. Челюсть съезжает, нижняя губа выпячивается еще больше, лицо слегка удлиняется.

- Что это с вами? – удивился Антон.

Он тоже поворачивается. Холщовый мешок с геологическими молотками, которым удобно скалывать засохшую глину, едва не падает на ноги. Антон невольно встряхивает головой и быстро моргает – уж не чудится ли? К изумленным мужчинам приближается очень красивая женщина, похожая на всем знакомую аспирантку Валю. Темные волосы собраны в пучок на затылке, бриллиантовые – так все решили! – сережки ослепительно стреляют отраженным солнцем, лицо светится чистотой и свежестью. Куда-то пропали темные круги под глазами, кожу покрывает ровный загар, глаза как-то таинственно мерцают через тонкие стекла солнцезащитных очков. Вместо мешковатой робы, которую девушка обычно носила на работу, одета в светло-зеленый комбинезон в стиле military. Широкий пояс подчеркивает узкую талию и округлые бедра. Рубашка натянута выпуклостями груди, ворот расстегнут, рукава закатаны до локтей. Девушка спокойно подходит к машине, пальцы ложатся на рукоятку. Хорошо видно, что ногти аккуратно накрашены светлым лаком. Валентина садится на заднее сиденье. Дверка закрывается, звучит нежный голосок:

- Можно ехать, Сан Саныч. Извините за опоздание.

Науменко крякает, словно проснувшийся селезень. Поворачивает ключ зажигания, вдавливает педаль газа. Сипло кашляет аккумулятор, проворачивая кардан, двигатель взревывает.

- Простите, - смущенно бормочет Сан Саныч и сбрасывает обороты.

Студент откровенно пялится на аспирантку. Он так вывернул голову, что кажется, вот-вот затрещат шейные позвонки. Валентина наклоняется к уху, тихо шепчет:

- Разверни тыкву в другую сторону, баклан.

- Ага! – бормочет Сергей и глупо улыбается.

Антон, до сих пор молча наблюдавший за всем происходящим, глубоко вздыхает. В пересушенных глазах щиплет, выступают обильные слезы. Антон часто моргает, трет лицо. Тюк с геологическими молотками наконец соскальзывает с борта и шмякается прямо на ногу. Железный звон заглушает сдавленное восклицание: