Загадочные цифры

В окне Е Чэн-луна горел свет, Шао Юнь неза­метно вошел к нему. Е Чэн-лун, налегая на стол, что-то писал и не слышал, как кто-то вошел. Бро­сив взгляд на бумагу, Шао Юнь хлопнул Е Чэн-луна по плечу:

— Ага! Любовное письмо! А ну-ка, покажи!

Е Чэн-лун от неожиданности даже подскочил, потом увидев, что это Шао Юнь, успокоился и рассмеялся. Прикрыв одной рукой письмо, а дру­гой схватившись за сердце, сказал:

— Это ты! Ну и напугал же ты меня.

Шао Юнь подошел, сел на табуретку, стояв­шую около стола, и с участием спросил:

— Что, опять неурядицы с Сяо-лань?

— Да нет,— уныло отвечал Е Чэн-лун,— все Дело в том, что работник я маленький, зараба­тываю немного, положение занимаю незавидное...

— А, ты вот о чем! — перебил его Шао Юнь.— Сяо-лань не из тех девушек, которым нужны Деньги и чины. Я ее хорошо знаю. Иначе я и не стал бы тебя знакомить с нею. Раз я оказался причастным к этому делу, то уже доведу его до конца. Я пойду к ней, поговорю, чтобы развеять недоразумение, возникшее между вами.

Он говорил так искренне, что Е Чэн-лун рас­трогался до глубины души. Откуда ему было знать, что Шао Юнь уже познакомил девушку с другим мужчиной.

С наигранным чувством, проникновенно, он сказал:

— Старина Е, мне очень тягостно видеть, как ты за последние дни исхудал, и у меня такое чувство, будто я в чем-то виноват. Я купил вина, выпьем немного, закусим. Здоровье — основной капитал революции!..

Говоря так, он вынул из портфеля бутылку вина и два пакета — в одном были жареные бобы, в другом — засоленное в сое мясо. Е Чэн-лун растрогался еще больше — Шао Юнь так забот­лив и предусмотрителен.

Приподняв оконную штору, он выглянул на­ружу, там была таинственная темная ночь и небо, усыпанное звездами. Они пили вино, заку­сывали, вдруг Шао Юнь поставил стакан, схва­тил Е Чэн-луна за руку и, впившись в него гла­зами, спросил:

— Старина Е, поможешь мне в одном деле, а?

— Что такое? — невнятно спросил Е Чэн-лун.

— Я хочу попросить у тебя тот самый чертеж номер четыреста семь, он мне нужен, а завтра утром я его верну.

Е Чэн-лун был так удивлен этой просьбой, что даже застыл с поднятым в руках стаканом. Он уставился на Шао Юня, словно увидел его впер­вые. Наконец, он понял, что не ослышался, лицо у него побагровело. Он угрожающе спросил:

— Кто ты?

— Мы — разведчики.— Шао Юнь отправил в рот кусочек мяса и, бросив на Е Чэн-луна без­различный взгляд, раздельно оказал: — Повто­ряю, давай чертеж!

Только сейчас Е Чэн-лун понял, что означала заботливость Шао Юня. Так вот ради чего он старался! Он схватил Шао Юня за ворот и с пре­зрением сказал:

— Ах ты подлец! Тебе...

Шао Юнь разжал его пальцы и, холодно усме­хаясь, сказал:

— Тебе надо быть поумнее! Не забывай, кто ты такой. Или ты полагаешь, будто никому не известно, что ты был членом одной молодежной организации? Из имеющегося у нас списка твое имя еще не вычеркнуто!

При упоминании о гоминьдановской молодеж­ной организации лицо Е Чэн-луна побагровело еще сильнее, он больше всего боялся именно этого. В 1948 году, когда он учился в школе, он вступил в эту организацию; после участия в ре­волюции, боясь, что признание бросит тень на его хорошую репутацию, он скрыл участие в гоминь­дановской молодежной организации... Потом он часто раскаивался о том, но ему не хватало му­жества признаться. Он постоянно утешал себя: «В конце концов, я хорошо работаю — и все». А о том, что могут найтись люди, которые этим обстоятельством воспользуются, он не думал.

— Я не сделал ничего дурного,— возразил Е Чэн-лун.

— Это чепуха! Если ты ни в чем не виноват, то почему не признался раньше? Кто тебе пове­рит?

Краска сошла с лица Е Чэн-луна, он поблед­нел, руки бессильно лежали на коленях, в мозгу вертелось: «Я беспомощен, беспомощен».

— Давай скорее чертеж, завтра я его верну, но об этом никто не должен знать,— услышал он вкрадчивый голос Шао Юня.— А я дам тебе по­том денег и обещаю больше не беспокоить тебя.

Е Чэн-лун вконец растерялся. Отказать — так этот подлец разоблачит его перед всеми, и что потом будет? А разоблачить его в свою оче­редь — могут не поверить. Дать ему чертеж? Нет, это военная тайна. Он вдруг почувствовал себя на краю пропасти, еще один шаг — и он упадет в бездну и превратится в бесформенную груду поломанных костей и мяса. Затем ему представилось, что он попал в трясину, погру­жается все глубже и глубже, вот-вот он уйдет в нее с головой... Решение пришло мгновенно: «Нет! Больше нельзя!»

Он внезапно поднялся и двинулся к двери.

Шао Юнь, внимательно следивший за ним, удержал его, рассмеялся.

— Старина Е, ты выдержал испытание! Моло­дец! — Он поднял кверху большой палец, пока­зывая, какой славный малый, по его мнению, Е Чэн-лун.— Хватит притворяться, все тебе рас­скажу. В парторганизацию поступили материалы, порочащие тебя, мне поручили поговорить с то­бой, узнать твои мысли, убедиться в твоей созна­тельности. Теперь мне все ясно. У тебя лишь в прошлом маленькое пятнышко. Ты верен пар­тии и родине.

Эти слова, произнесенные неторопливо, совер­шенно сбили с толку Е Чэн-луна. Он уже не по­нимал, что — правда, что — выдумка. Он подо­зрительно посмотрел на Шао Юня; тот, будто ни­чего не произошло, отхлебнул вина, на его лице появилась честная улыбка, так хорошо знакомая Е Чэн-луну. Немного успокоившись, но сохраняя все еще сердитый вид, Е Чэн-лун спросил:

— Старина Янь, в чем же дело в конце концов?

— Разве я тебе не сказал, что тебя хотели испытать?

— По-моему, это не по-товарищески! — Е Чэн-лун, рассерженный, встал и отошел к окну.

— Ладно, ладно! А ведь ты зря сердишься, разве скрывать прошлое — значит поступать по-партийному? Ты должен критически взглянуть на себя.— Говоря это, он протянул руку к стакану Е Чэн-луна и что-то бросил в него, потом подо­шел к Е Чэн-луну, стоявшему к нему спиной.— Значит, все в порядке, напиши подробную авто­биографию и отнеси ее в парторганизацию, на собрании — я ручаюсь — все поймут тебя. А те­перь хватит сердиться! Давай выпьем!

Е Чэн-лун все еще не оправился от испуга и был сердит: он считал, что Шао Юнь сыграл с ним дурную шутку, но тем не менее подошел к столу, взял стакан и единым духом выпил вино.

...Через полчаса Шао Юнь безо всякого труда вынул из кармана убитого Е Чэн-луна ключи, на­вел в комнате продуманный им порядок и отпра­вился в секретный отдел...

Было душно. Ли Цзянь встал, распахнул окно. В комнату ворвалась струя свежего воздуха. Собирался дождь.

Напротив за столом сидел старичок, одетый в светло-серую одежду западного покроя. Стари­чок был спокоен: сняв очки, он подышал на стекла, протер их шелковым платком, словно в комнате никого, кроме него, не было.