Януш Красинский - Сын Валленрода

— Да, знаю, — почему-то оживилась девушка. — И часто тебе дают такие задания?

Станислава удивил ее внезапный интерес именно к этой его служебной повинности.

— Зачем тебе это знать? — спросил он.

Сначала она попыталась уйти от ответа, но, прижатая к стене, призналась.

— Знаешь, нынче ночью умрет один пациент…

— Как это умрет? Откуда тебе известно?

— То есть не совсем… — заговорила она сбивчиво. — Он сам только сегодня узнал об этом…

— Значит, вы говорите больным, что они умрут?

— Ах нет, но сегодня ему выпишут свидетельство о смерти. Ему нельзя дольше оставаться в лагере. Это политработник… если его кто-нибудь выдаст… сам понимаешь…

— Ага… И вероятно, он должен выехать вместе с тем, кто действительно…

— Вот именно… — Она понизила голос. — Может, не следовало говорить этого, но я знаю, что тебе можно доверять. Для тебя это небольшой риск. Он уже не числится среди живых и будет знать, когда соскакивать с повозки.

Станислав подумал, что девушка кем-то проинструктирована.

— Кто-нибудь поручал тебе договориться со мной?

Люся решительно покачала головой.

— Они о тебе почти ничего не знают. Вроде не похож на других, вот и все. Поэтому и выбрали день, когда ты дежуришь.

— Кто они?

Люся смутилась.

— Врачи. Надеюсь, нет ничего плохого в том, что они спасают человека?

— Смотря для кого. Это доктор Леонов?

— Не могу сказать.

— Правильно.

Станислав понял, что за охранниками ведется наблюдение. И поэтому установлено, кто когда вывозит покойников на кладбище.

— Значит, ты знала, что завтра — мой день.

Девушка утвердительно кивнула.

— Вы больше не подозреваете доктора Леонова?

— Нет.

— Как разобрались? Ведь сама же говорила, что все его боятся.

Она достала из сумочки гребешок, чтобы привести в порядок волосы.

— Не знаю. Все изменилось после того, как Федор Федорович велел наложить гипсовый панцирь одному моряку.

Играя пряжкой своего ремня, лежащего рядом, Станислав спросил, какое это имеет отношение к делу.

— Он весь покрыт татуировкой, — пояснила Люся. — А летчиков и моряков расстреливают с ходу. Гипс наложили на его морские узоры. Но тому офицеру, о котором я тебе говорила, не поможет никакой панцирь. Ему действительно нельзя задерживаться в лагере. Он будет обязан тебе жизнью. — Она крепко стиснула руку Станислава. Он ответил ей тем же.

— Зря беспокоишься. Твой покойник будет жить. Передай это Федору Федоровичу.

На рассвете он был возле морга. Сбитый из досок сарай со скрипучей дверью, запиравшейся на засов. Пахнет хлорной известью. Набралось уже более дюжины покойников. В последнюю минуту притащили на носилках еще два трупа, прикрытые мешковиной. Станислав подумал, что один из них — непременно тот, о котором предупреждала Люся. Попытался представить себе, что он может сейчас чувствовать. Прежде всего страх, страх при каждом вздохе. Обнаружат, что живой, и убьют. Он почти ничего не знал до последнего момента. Так по крайней мере утверждала девушка. Врачи боялись провала. Лишь изо дня в день проставляли все более высокую температуру. Политрук заметил это вчера утром и запротестовал. Не знал, то ли это недоразумение, то ли из него нарочно делают больного. Ему уже надоел госпиталь. Попал сюда из-за обычной простуды, а теперь чувствует себя лучше и хотел бы вернуться в команду. Какой идиот проставил ему сорок градусов? Рассердившись, он подозвал врача, чтобы высказать ему все. И тогда врач назвал его «товарищ политрук». Тот встревожился. Сказал, что никакой он не политрук, но врач гнул свое. Заметил, что дальнейшее пребывание в лагере сопряжено с большой опасностью. Пленный рассмеялся. Что значит дальнейшее пребывание? Не собираются ли предложить ему путевку в санаторий? Нет, нечто вроде смерти. Смерти? Да. Конечно, если он на это решится. Дело рискованное, но верное. Умереть и освободиться. Итак, если он согласен, то может умереть нынешней ночью. Ему выпишут свидетельство о смерти, а завтра утром вывезут вместе с теми, кто действительно скончался. Условный сигнал он услышит в самом подходящем месте. Один из пленных-могильщиков ударит лопатой о лопату. Тогда он должен спрыгнуть с фуры и бежать куда глаза глядят. Многим это уже удавалось. Теперь он лежал здесь, среди трупов, сдерживая кашель, вызываемый едким запахом хлорки. Станислав поражался его выдержке. Прежде чем подъехала фура, явилась медсестра со свидетельствами о смерти. Это была женщина средних лет с усталым, озабоченным лицом. Медсестра Оксана. Она уже не раз вручала ему эти небольшие листки бумаги — последние следы бытия, которое завершилось. Станислав внимательно их пересчитывал. На каждом виднелась печать оберартца Борбе и его личная подпись. Если спросить ее сейчас, какое из свидетельств принадлежит тому, который должен спрыгнуть с фуры, вот бы поразилась. Станислав сказал, что все сходится, и велел пленным погрузить тела на фуру. Действовали они ловко, желая побыстрее покончить с этим печальным заданием.

— Сегодня нет дождя, — проговорила Оксана по-немецки. — Вчера бы промокли.

Она явно старалась занять его разговором, чтобы на всякий случай отвлечь внимание от мертвецов и наверняка заодно подбодрить находящегося среди них живого.

— О да, — согласился он. — День обещает быть погожим.

Пленные прикрыли груз брезентом и взяли лопаты, прислоненные к стене сарая. Поехали. Остановились еще на минуту у ворот, где Станислав предъявил часовому свидетельства о смерти, заверив, что внимательно пересчитал трупы. Все же пришлось откидывать брезент. Часовой глянул мельком и подал знак продолжать движение.

Фура, тарахтя по мостовой, покатила вдоль колючей проволоки. Серый рассвет рассеивал сумрак уходящей ночи. Над полями стлался туман. Въехали в предместье. Деревянные домишки с резными крылечками, лай собак… За перекрестком моторизованный патруль полевой жандармерии. Два жандарма возились с колесом коляски, приподнятой домкратом, а третий стоял в сторонке и курил сигарету. Когда проезжали мимо него, он проводил взглядом фуру и с презрительной миной швырнул под ноги одному из пленных окурок, ожидая, что тот бросится на добычу. Пленный хорошо его понял. Шагнул в сторону и с силой растоптал окурок. При этом его лопата столкнулась с лопатой другого могильщика. Раздался громкий стук. На фуре кто-то осторожно пошевелился. Секунду спустя из-под брезента выпала человеческая фигура и на полусогнутых приземлилась прямо у ног Станислава. Осознав свою роковую ошибку, «воскресший» медленно поднялся с земли. В одном нательном белье, босой. Он торопливо озирался по сторонам, ища, куда бы скрыться. Никаких шансов у него не было. Конвоир, мотоцикл и жандармы, а вокруг открытая местность. На мгновенье он встретился глазами с Альтенбергом. Тот гаркнул «стоять» и ткнул его стволом винтовки в спину. Следовало любой ценой предотвратить побег. Жандармы, которые заметили происшедшее, уже приближались к фуре.