Сергей Александров - Колода без туза

— Протрезвел бандюга — едва со страху не помер, все вывалил как на духу, — с энтузиазмом рассказывал Важину и Овчинникову Камчатов. — Его, понимаешь, в город в разведку послали, а он — на тебе! — сорвался. Нервы, видать, отказали. Тоже ведь непросто в подполье крысой жить… Порученец он мещеряковский, так что сведения точные: они этой ночью мост под Шмаковкой рвать станут, по которому эшелон пойдет. Тут мы их и прищучим!

— Дознались-таки про эшелон, — хмуро проговорил Овчинников, демонстрируя начальнику ЧК искреннее огорчение.

— А я что говорил? — сказал Камчатов. — Как в воду смотрел!

— Повезло нам с этим порученцем! — радостно воскликнул Важин.

— Значит, так: действовать будем наверняка, — решительно произнес начальник ЧК. — Подключаем к Баранову весь взвод охраны.

— Рискованно, — усомнился Овчинников. Хотя капитан и уступил Камчатову в прошлый раз, сейчас он на всякий случай продолжал правдоподобно изображать ретивого служаку, в котором все инстинктивно восстает против непорядка на вверенном ему объекте. — Очень даже рискованно, товарищ Камчатов.

— Да ты что! — возбужденно парировал Важин, в свою очередь, отлично сыгравший взрыв боевого энтузиазма. — Такой шанс, можно сказать, один раз в жизни выпадает!

Овчинников хмуро молчал, имитируя колебания.

— В самом деле, не упускать же Мещерякова, — уверенно, как о решенном, сказал ему Камчатов и велел: — Как только стемнеет — строй во дворе людей. Пулеметы не забудь. С Барановым соединишься за городом. Вокруг Шмаковки тайга, укроетесь и есаула дождетесь. Гляди, Алексей, живым его взять!

— У меня сегодня вечером премьера в клубе, — сказал Овчинников.

— Не до премьеры, раз такое дело заворачивается, — отмахнулся Камчатов.

— Сами видите, у Мещерякова кругом в городе люди, — парировал Овчинников. — И в клубе наверняка кто-нибудь есть. Не явлюсь на спектакль — сразу неладное почуют.

— Есаул к началу представления давно у моста засядет, эшелон ждать, — возразил Камчатов.

— От клуба до Шмаковки рукой подать, — не уступал Овчинников. — Сбегать, предупредить — долго разве? А сорвется операция — будем потом локти кусать.

— Гм… — Камчатов заколебался, неуверенно посмотрел на Овчинникова.

— Товарищ Камчатов, да пускай помощник взвод поведет, так и так у Шмаковки Баранов командовать будет, — бодро проговорил Важин. — Дело верное, без Дроздова управятся. А то правда как бы не каяться после.

Овчинников скользнул по Важину благодарным взглядом.

— Ишь, спелись, — усмехнулся Камчатов, но решил: — Ладно, ваша взяла. И правда — береженого бог бережет. Дуй, Леха, в клуб. Обойдутся.

Овчинников с облегчением кивнул.

— Думаю, товарищ Камчатов, не разбежится контра за ночь? — вздохнул Важин.

— Не боись, переспит без охраны, — широко улыбнулся ему Камчатов и встал с места. — Жди к рассвету пополнения. Будет трибуналу работка.

Он нахлобучил картуз и решительно вышел из канцелярии.

— Проглотил крючок… — Важин с усмешкой наблюдал в окно, как Камчатов бодро шагает по двору к вахте. — Ишь, радостный, будто светится, и про Овчинникова не вспомнил. — Он повернулся к Овчинникову и весело подмигнул ему.

— Спасибо, что помогли его уломать, — сказал тот.

— Не за что. — Важин сразу погрустнел. — Зря остаетесь, господин капитан, ой зря.

Овчинников отрицательно покачал головой.

— В клубе я участвую только в первом акте, — задумчиво сказал он. — А вообще-то мой спектакль не скоро кончится. — И добавил после паузы: — Во всяком случае, я на это надеюсь…

В окно шляпной мастерской светило солнце. У стола с деревянными болванами и разноцветными фетровыми колпаками, устало подперев подбородок, сидела Нина. В дверях, собираясь уходить, стоял улыбающийся Важин.

— Волнуетесь перед спектаклем, красавица моя? — спросил он.

— Меньше, чем в первый раз, — бесцветным голосом сказала Нина. — Оказывается, ко всему можно привыкнуть.

— К сожалению, не смогу присутствовать, дела, — развел руками Важин. — Ну, ни пуха вам…

— К черту, — вяло отозвалась Нина.

Звякнув дверным колокольцем, Важин вышел из мастерской. Позади осталась броская вывеска: «Шляпы. Парижские моды». Важин оглянулся. Сквозь витрину была видна грустно сидящая в прежней позе Нина. Важин вздохнул и неторопливо двинулся по улице. Опередив его, у тротуара притормозила пролетка с извозчиком, увозившим Овчинникова от гостиницы в лес, а «купчика» — от ресторана в ЧК. Поравнявшись с возницей, Важин скосил глаза и, не поворачивая головы, тихо произнес:

— Передашь: все идет, как сговорились.

Извозчик стегнул лошадь. На опушке леса его ждал Остроносый. А на заимке в ожидании связника вышагивал по горнице Мещеряков. Глаза есаула светились холодным огнем. Он начал крупную игру и чувствовал себя на коне.

В лесу густела тьма. Шумели сосны. Где-то далеко в чаще монотонно куковала кукушка. Мещеряков в горнице раскладывал пасьянс. Кадыров лежал на лавке, подложив под голову руки, напевая тягучую мелодию родных степей. Привычно верещал в подполье сверчок. Ввалился усталый Остроносый в облепленных грязью сапогах, прямо с порога торопливо доложил:

— Важин передал: «Все идет, как сговорились».

Есаул кивнул, не отрываясь от карт. Связник вышел из избы. Кадыров сладко прищурился и улыбнулся, не раскрывая рта.

— Так и не уговорил Овчинникова с нами уйти, — оставляя пасьянс, с сожалением сказал Мещеряков. — Лихой малый. И умен, как дьявол. Сколько всякого народу в рай отправил, а его — жаль. Право слово — жаль. Уж очень бы он нам на той стороне сгодился.

— И мне жаль, — вздохнул Кадыров. — Храбрец. Джигит. — Он помолчал и с сожалением добавил: — А оставлять нельзя. Мертвый — вернее.

За окном было черным-черно. Шелестел по стеклам бесконечный унылый дождь. Уютно потрескивали в «буржуйке» сухие березовые чурки, наполняя кабинет Камчатова теплом.

— Тут, Важин, иркутская ЧК Синельникова зачем-то срочно требует, — говорил по телефону Камчатов. — Ну, помнишь, штабс-капитана, что с Плюсниным сидит… Во-во, того самого. Готовь документы — и на этап. Как раз к семнадцати тридцати успеешь, в красноярском вагон арестантский есть. Смотри, лично проследи…

В тюремной канцелярии Важин, выслушав длинное напутствие Камчатова, в сердцах швырнул на рычаг телефонную трубку и сокрушенно сказал Овчинникову:

— Городили, городили, и… на тебе! Без Синельникова вся затея ни к чему. — Он растерянно посмотрел на часы, пожаловался: — И времени в обрез. Мещерякова никак не предупредишь.

— Мне есаул голову снимет, — хмуро сказал Овчинников.

— Разве ж вы виноваты? — вздохнул Важин.

— Ему докажешь! — зло произнес Овчинников.