Сергей Александров - Колода без туза

— И то правда, — уныло согласился Важин.

В комнате воцарилось гнетущее молчание, густо насыщенное ощущением безысходности. Важин потерянно смотрел в пространство. Овчинников устало привалился спиной к стене и, прикрыв набрякшими от усталости веками глаза, о чем-то сосредоточенно размышлял. Измученное лицо его было непроницаемым. Внезапно он встрепенулся, выпрямился, открыл глаза и решительно посмотрел на часы:

— Выход один: украсть Синельникова перед отправкой.

— А сумеете? — испуганно усомнился Важин.

— Жить захочешь — сумеешь, — мрачно произнес Овчинников, надевая шинель. — Свезу его в лес к есаулу. А там — дело его. Пусть, если хочет, остальных освобождает. Ч-черт!.. — спохватившись, он досадливо поморщился. — Теперь мне так и так за кордон, уходить придется. Пропади он пропадом, этот Синельников!

— А я как же? — забеспокоился Важин. — Вдруг Мещеряков не захочет других выручать?

— С него станется! — зло бросил Овчинников, застегиваясь.

Перепуганный Важин суетливо вскочил на ноги, стал в беспорядке хватать со стола какие-то бумаги, распихивать их по карманам:

— Нашли дурака! Я здесь один не останусь!

— Прекратите! — брезгливо процедил Овчинников. — На вас гадко смотреть.

— Вам хорошо говорить, — не прерывая своего занятия, огрызнулся Важин. — Уйдете, а меня красные к стенке!

— Да не уйдем мы без вас, — успокоил Овчинников.

Начальник тюрьмы перестал хватать документы, поднял на Овчинникова недоверчивый взгляд.

— Вот что, — подумав немного, решил Овчинников, — если в условленное время есаул здесь не появится — бегите в лес. Ждем вас на заимке. Договорились?

Важин успокоенно кивнул и с благодарностью посмотрел на Овчинникова. Этот человек вызывал у него восхищение.

— Нельзя так трусить, вы офицер, а не баба, — укоризненно сказал Овчинников и, надев шинель и буденовку, вышел из канцелярии. Нужно было действовать быстро.

Безлунный вечер был темен хоть глаз коли. Надоедливо сыпал мелкий дождь. Где-то жутковато подвывала собака. На сторожевой вышке хохлился иззябший часовой. На тюремном дворе, дымя цигарками, вполголоса переговаривались о чем-то красноармейцы взвода охраны. В углу двора стояла запряженная бричка, укрытая брезентом. Овчинников неторопливо подошел, хозяйственно поправил брезент, ласково потрепал по холке коня.

— Строй людей, помкомвзвода, — приказал худому востроглазому пареньку в ладной шинельке. — Оружие проверь, чтобы на ходу не звенело.

— Есть! — вытянулся помкомзвода и, бросив наземь окурок, направился к красноармейцам.

Овчинников пересек двор и постучался в тюремный корпус. Открылся «глазок», грохнул засов, отворилась железная дверь. На пороге стоял рыжий Распутин с пухлой растрепанной книжкой в руке.

— Боязно без охраны оставаться? — улыбнулся ему Овчинников.

— Ненадолго можно, товарищ командир. — Распутин в ответ тоже улыбнулся. — Зато к утру с добычей будем.

— Дай-то бог, — Овчинников кивнул пареньку и стал подниматься по окованным железом каменным ступеням.

Через несколько минут он уже быстро шел по тюремному коридору второго этажа. За поворотом, позванивая ключами, степенно прохаживался вдоль камер круглолицый надзиратель, с которым когда-то беседовал Кузнецов. Овчинников жестом позвал надзирателя с собой. У камеры с номером 77 они остановились. Овчинников кивнул. Надзиратель заглянул в «глазок», отпер замки, распахнул дверь. Плюснин и Синельников поднялись с нар. Овчинников поманил надзирателя, склонился к его уху и вдруг резко рубанул сбоку по шее ребром ладони. Тот без стона повалился на пол. Плюснин и Синельников изумленно наблюдали за происходящим. Овчинников втащил бесчувственное тело в камеру, быстро снял с пояса надзирателя ключи, спокойно сказал штабс-капитану:

— Простите, что без предисловий, господин Синельников. Время не терпит. И не пугайтесь моей формы. Я — капитан Овчинников. Для них я — краском Дроздов. Быстро переодевайтесь. — Он кивнул на неподвижно лежащего надзирателя. — Я доставлю вас к есаулу Мещерякову по его приказу.

Синельников продолжал обалдело смотреть на Овчинникова.

— Овчинников? — хрипло спросил Плюснин. — Простите, вы не…

— Да, Плюснин, в Белецке вы пришли на мою должность, — перебил его Овчинников и нетерпеливо повернулся к Синельникову: — Господи, да торопитесь же, вас должны отправить на этап, тогда конец!

— Где встретиться довелось, — потрясенный Плюснин не в силах был оторвать от Овчинникова глаз.

Синельников, очнувшись, стал лихорадочно сдирать одежду с неподвижного тела надзирателя.

— А я? — придя в себя от неожиданности, спросил Плюснин Овчинникова.

— О вас приказа не было.

— Меня расстреляют, — хрипло произнес Плюснин.

Овчинников равнодушно пожал плечами.

— Выведите меня из тюрьмы, господин капитан! — порывисто проговорил Плюснин. — Я всегда молился на вас!

— Не могу нарушать приказа Мещерякова, — сухо отчеканил Овчинников и, деловито глянув на часы, обернулся к Синельникову: — Пожалуйста, живее.

— Сейчас, сейчас, — бормотал тот, судорожно натягивая сапоги.

Лицо Плюснина погасло и сразу стало жестоким.

— Значит, раскрытый я ему не нужен. — Он отрешенно глядел в пространство. — Ну, ничего… Меня поставят к стенке, но и его в Маньчжурии шлепнут!

— Придержите язык! — угрожающе бросил Синельников.

Плюснин резко повернулся к нему, порывисто произнес:

— До сих пор я молчал, но теперь ваш секрет…

— Заткнитесь, вы, дерьмо! — рявкнул Синельников.

— Вспомните о присяге, ротмистр, — сурово сказал Овчинников.

— Красным на съедение оставил? — Плюснин уже никого не слушал, он закусил удила. — Я скажу Камчатову все! Он успеет раньше…

Плюснин не смог договорить. За спиной Овчинникова Синельников схватил тяжелую металлическую крышку параши и с неожиданной для своего грузного тела стремительностью прыгнул на сокамерника. Прежде чем Овчинников успел заслонить собой ротмистра, тот встретил Синельникова страшным ударом ноги в пах и, ловко подхватив выпавшую из рук нападавшего крышку, что было сил рубанул ее острым ребром по черепу штабс-капитана. Синельников, обливаясь кровью, рухнул на цементный пол и, коротко дернувшись, затих. Плюснин, застыв в смятении, смотрел на него. Овчинников упал на колени, ненадолго приник ухом к груди убитого, рывком поднялся и, бледный от ярости, пошел на Плюснина.

— Я защищался, господин капитан!.. — лепетал тот в страхе, пятясь. — Вы ведь видели…

— Из-за вас Мещеряков меня расстреляет! — с ненавистью сказал Овчинников и нанес Плюснину короткий удар в подбородок.

Ротмистр, выронив крышку, шмякнулся затылком о стену и сполз на пол. В его глазах метался слепой ужас. Овчинников сгреб крышку с пола и ринулся на Плюснина, но внезапно, остановленный какой-то новой мыслью, решительно отшвырнул ее в угол: