Генри Хаггард - Рассвет

Но, несмотря на все эти разумные доводы, он по-прежнему не мог смотреть дочери в глаза. Ее взгляды все еще обжигали его, ах, даже сильнее, чем когда-либо, ибо ее вдовий наряд и бледное чело мучили его и разрывали ему сердце… но не раскаянием, а страхом. Однако его жадность брала верх, хотя и душевные муки могли привести к смерти; с каждым днем главное его желание становилось все яростнее. Больше, чем когда-либо, он жаждал приобретения, вернее, возвращения обширных земель, которые, если только все пойдет как надо, станут его собственностью за столь смехотворную цену. Нет, смерть Артура Хейгема, безусловно, «не его дело».

Примерно за шесть недель до памятного разговора Анжелы с мистером Фрейзером, закончившегося ее обращением к благотворительности, прошел слух, что Джордж Каресфут заболел — и весьма серьезно. Говорили, что странный озноб никак не отпускает его, что легкие так и не выздоровели после лихорадки — короче говоря, что он впал в чахотку.

О Джордже Анжела уже давно ничего не слышала и его самого не видела — с тех самых пор, как получила письмо, в котором он отказывался от сватовства. В самом деле, с присущей человеческому уму готовностью забывать неприятные события, она в последнее время мало думала о нем, так как ее мысли были заняты другими, более насущными вещами. И все же временами она рассеянно задавалась вопросом, действительно ли он так болен, как думает ее отец.

Однажды она навещала больного ребенка в деревне и уже шла домой по тропинке вокруг озера, когда неожиданно столкнулась лицом к лицу с отцом. Она ожидала, что Филип, как обычно, пройдет мимо, не обращаясь к ней, и отступила в сторону, чтобы дать ему пройти, но, к ее удивлению, он остановился.

— Где ты была, Анжела?

— Ходила повидать Эллен Мим; она очень больна, бедное дитя.

— Тебе лучше быть поосторожнее, ты подхватишь скарлатину или что-нибудь в этом роде… подобных заболеваний очень много.

— Я вовсе не боюсь заболеть.

— Да, но разве ты никогда не думала, что можешь заразить меня?

— Мне это и в голову не приходило. Мы так редко с вами видимся…

— Что ж… а я был в Айлворте, навещал кузена Джорджа; он очень болен.

— Вы говорили, что некоторое время назад он был болен. Что же с ним такое, что случилось?

— Скоротечная чахотка. Он долго не протянет.

— Бедняга, почему же он не переедет в более теплый климат?

— Не знаю, это уж его дело. Но для меня это вопрос серьезный. Если он умрет, то при нынешних обстоятельствах все земли поместья Айлворт, которые по праву принадлежат мне, никогда нам не достанутся.

— Но почему?

— Потому что твой дедушка с изощренной изобретательностью упомянул в своем завещании условие, что Джордж не должен оставлять их мне — об этом он сообщил мне сегодня днем. Если он сейчас умрет с завещанием в мою пользу или вообще без завещания, все перейдет к каким-нибудь дальним родственникам в Шотландии.

— Он ведь умер от болезни сердца, не так ли? Я имею в виду моего деда?

Лицо Филипа потемнело, и он бросил на дочь быстрый подозрительный взгляд.

— Мне было сказано, — продолжал он, не отвечая на ее вопрос, — что Джордж может продать землю или поселиться на ней, но не должен оставлять ее ни мне, ни тебе, и я не смогу получить ее по завещанию.

Анжела не разбиралась в этих юридических тонкостях и знала о завещаниях столько же, сколько о египетских иероглифах.

— Ну, — сказала она, пытаясь утешить отца, — мне очень жаль, но ведь ничего не поделаешь, правда?

— Девчонка совершенная дура, — пробормотал Филип себе под нос и молча поспешил домой.

Через неделю или около того, когда первоцветы и нарциссы были уже в зените своей красоты и воздух был наполнен птичьими песнями, Анжела узнала о Джордже больше. Однажды за мистером Фрейзером прислали из Айлворта; леди Беллами писала, что Джордж так плох, что хочет видеть священника.

— Я никогда не видел человека в худшем состоянии, — сказал он Анжеле по возвращении. — Он не выходит из дома, а лежит в темной комнате, кашляя и сплевывая кровь. Он, я бы сказал, быстро уходит, но отказывается обращаться к врачу. Однако его душевное состояние в высшей степени христианское, и он, кажется, примирился с перспективой скорого освобождения.

— Бедняга! — сочувственно воскликнула Анжела. — Он послал за вами и просил о встрече, не так ли?

— Ну… да, но когда я пришел туда, он больше говорил о мирском, нежели о духовном. Он очень расстроен из-за вашего отца. Полагаю, вы слышали о том, как ваш дядя Джордж занял место вашего отца, унаследовав поместье Айлворт. Ваш дед лишил мастера Филипа наследства из-за его брака с вашей матерью. Теперь, когда Джордж умирает, он понимает несправедливость случившегося, но условия завещания вашего деда не позволяют вернуть землю вашей ветви семьи, поэтому она должна перейти к каким-то дальним родственникам — по крайней мере, так я понял.

— Вы всегда говорили мне, что все довольно просто, если есть завещания и юридические соглашения, а закон соблюдается. Если Джордж так стремится к справедливости, разве не может он найти выход из этого положения — я имею в виду, какой-нибудь достойный способ сделать это?

— Нет, я думаю, что нет, за исключением, разве что, невозможного, — и мистер Фрейзер довольно натянуто улыбнулся.

— Что же это? — небрежно спросила Анжела.

— Ну, он мог бы… мог бы жениться на вас, прежде чем умрет. По крайней мере, знаете ли, он говорит, что это единственный способ, которым он мог бы законно передать поместье вашей семье.

Анжела вздрогнула и побледнела.

— Тогда, боюсь, поместья никогда не будут нашими. Да и как бы это ему помогло?

— Ну, он говорит, что в таком случае мог бы совершить номинальную продажу поместий вашему отцу и отдать деньги вам.

— А почему он не может сделать этого, не женившись на мне?

— Не знаю, я в таких вещах мало что понимаю, я не деловой человек, но это почему-то невозможно. Разумеется, это абсурд. Спокойной ночи, моя дорогая. Не переусердствуйте в приходе.

Прошла еще неделя — без каких-либо особых известий о болезни Джорджа Каресфута, если не считать слухов, что он все больше слабеет, и вот однажды леди Беллами появилась в Аббатстве, где не была с того ужасного Рождества. У Анжелы мороз пробежал по коже, когда та вошла, и потому приветствие девушки прозвучало столь же холодно.

— Надеюсь, вы больше не принесли мне плохих новостей, — сказала она.

— Нет, Анжела, если не считать того, что ваш дядя Джордж умирает, но вряд ли это вас сильно огорчит.

— Мне очень жаль.

— Правда? У вас нет особых причин жалеть его. Он ведь вам не нравится.

— Нет, он мне не нравится.

— А жаль, потому что я пришла просить вас выйти за него замуж.