Генри Хаггард - Рассвет

— Она сказала мне, что может прочесть на моем лице все, что угодно, и предложила, если я соглашусь, сделать из меня нечто большее, чем просто человека.

— Тьфу! Что за шарлатанство; она хотела напугать вас.

— Нет, я думаю, она верила в то, что говорила, и я думаю, что у нее есть какие-то способности. Она казалась разочарованной, когда я отказалась, и, знаете ли, если бы не Артур… я не думаю, что отказалась бы. Я люблю силу или, вернее, силу знания, но Артура я люблю еще больше.

— А почему же это несовместимо со знанием?

— Не знаю, но она сказала, что для того, чтобы восторжествовать над тайнами, которым она хочет меня научить, я должна освободиться от земной любви и забот. Я сказала ей, что, если Артур окажется женат, я подумаю об этом.

— Что ж, Анжела, откровенно говоря, я не верю в магию леди Беллами, и, если ее практики делают людей такими, как она, то я думаю, что лучше оставить ее в покое; более того, я полагаю, что все это заблуждение, вызванное ее состоянием. Впрочем, полагаю, она права, когда говорит вам, что для того, чтобы стать мастером ее искусства — или вообще любого, даже благородного искусства — вы должны отделить себя от земных страстей. Я обижен на вашего Артура так же, как и леди Беллами. Я надеялся, Анжела, что вы, подобно звезде, взойдете на небосклон нашего века — века — грубого и лживого. Я хотел, чтобы вы стали великой женщиной — но теперь мечте этой пришел конец.

— Почему, мистер Фрейзер?

— Потому что, моя дорогая, и история, и наблюдения учат нас, что великие дары, подобные вашему дару, имеют характер случайности в натуре женщины; они неестественны для нее, и ей нелегко нести этот венец — он ставит женщину вне ее пола. Это как если бы человек родился на свет с крыльями. Поначалу он очень гордился бы ими и парил в небе, вызывая восхищение толпы внизу; но постепенно ему надоело бы летать в полном одиночестве, да и, в конце концов, совсем не обязательно уметь летать, чтобы заниматься обычными мирскими делами. Потом, может быть, такой человек научился бы любить кого-то бескрылого… кого-то, кто не умеет летать — и тогда ему захотелось бы навсегда остаться со своим избранником на земле, а не в гордом одиночестве — в небесах. Если бы женщина обладала всем гением Платона или всей ученостью Соломона, все это было бы забыто при первом прикосновении пальчиков ребенка… Что ж, мы не можем бороться с человеческой природой, и я полагаю, что через несколько лет вы забудете, что могли читать по-гречески так же хорошо, как по-английски, и были очень близки к тому, чтобы найти идеальный способ возведения круга в квадрат. Возможно, так будет лучше. Леди Беллами, наверное, прочла на вашем лице много хорошего? Рассказать вам, что там прочел я? Я вижу, что вы выйдете замуж за своего Артура и станете счастливой женой и матерью; что ваша жизнь будет одной длинной историей бескорыстной доброты и что, когда вы в конце концов умрете, то священная память о вас останется во многих сердцах. Вот что я прочел в вашем лице, Анжела. Единственная магия, которой вы будете владеть — это магия добра.

— Кто знает? Мы не можем читать будущее, — тихо ответила она.

— Итак, на следующей неделе вы отправляетесь на Мадейру. Тогда это наша последняя встреча — я имею в виду, перед вашим отъездом, потому что завтра я уезжаю в Лондон по делам. Когда мы встретимся в следующий раз, если встретимся снова, вы будете замужней женщиной. Ничего, дорогая, в этом нет ничего шокирующего… Но, может быть, мы вовсе больше не встретимся.

— О, мистер Фрейзер! Почему вы говорите такие ужасные вещи?

— В этом нет ничего ужасного, Анжела. Я прожил достаточно и уже не так здоров, как прежде; а вы оба молоды и сильны и должны при обычном ходе вещей пережить меня на много лет. Но что бы ни случилось, моя дорогая, я знаю, что вы навсегда сохраните в своей памяти теплый уголок для своего старого учителя, а что касается меня, то я могу честно сказать, что знать и учить вас было величайшей привилегией моей довольно одинокой жизни.

Тут Анжела заплакала.

— Не плачьте, моя дорогая девочка. Есть, слава Богу, и другое место для нашей встречи, и если я достигну берега этой священной земли раньше вас — так тому и быть, я подожду… Однако сейчас, моя дорогая, вам пора возвращаться домой. Вы не должны сидеть здесь и слушать эти тоскливые речи. Идите домой, Анжела, и думайте о своем возлюбленном. Сегодня вечером я немного занят. Поцелуйте меня, дорогая, и уходите.

Вскоре она ушла, и он услышал, как за ней закрылась входная дверь. Он подошел к окну и стал смотреть, как высокая фигура постепенно растворяется в сумерках, а потом исчезает совсем.

Тогда мистер Фрейзер отвернулся от окна, уселся за стол, подпер седую голову рукой и надолго задумался. Наконец, он очнулся от раздумий, и на лице его мелькнула грустная улыбка.

— Что ж, а теперь приступим к «каторжным работам в лондонских доках», — сказал он вслух.

Ничто не могло омрачить благополучие путешествия «Вечерней звезды». Это прекрасное маленькое суденышко отказалось упростить ход нашей истории, отправившись на дно вместе с Милдред и Артуром, как мог бы вообразить излишне впечатлительный читатель. Также яхта не попала в страшный шторм, чтобы дать Артуру возможность совершить героические подвиги, а автору этой истории — возможность проявить глубокое знание морских названий канатов и лонжеронов. Напротив, она скользила по морю так тихо, что даже мисс Терри была вынуждена пробудиться от оцепенения и выйти на палубу, пока, наконец, однажды утром гигантская вершина Тенерифе, парящая высоко над парящими вокруг нее облаками, не открылась перед пассажирами.

Здесь они остановились на неделю или около того, наслаждаясь новой обстановкой, пока, наконец, Артуру не надоели острова, что, разумеется, послужило сигналом к их отъезду. Итак, они вернулись на Мадейру после почти месячного отсутствия. Когда они бросили якорь в маленькой бухте, Милдред подошла к Артуру и, прикоснувшись к нему с той нежной почтительностью, которую теперь всегда выказывала по отношению к нему, спросила, не рад ли он снова оказаться дома.

— Дома? — усмехнулся он. — У меня нет дома.

— Ах, Артур, — ответила она, — зачем ты пытаешься причинить мне боль? Разве мой дом не принадлежит тебе?

Едва сойдя на берег, Артур отправился в отель «Майлз», чтобы узнать, не приходили ли ему письма за время его отсутствия, и вернулся, выглядя очень расстроенным.

— В чем дело, Артур? — спросила мисс Терри, несказанно счастливая оттого, что ступила на твердую почву.

— Эти идиоты в отеле вернули письмо, присланное моим адвокатом. Они думали, что я навсегда покинул Мадейру, а на письме была пометка: «Если адресат выбыл, вернуть господам Борли и Сыну, Лондон». Почтовый пароход ушел сегодня днем, так что пройдет целый месяц, прежде чем я смогу получить письмо обратно.