Генри Хаггард - Рассвет

— Я надеюсь, что скоро заставлю вас это сделать, — ответил Джордж, многозначительно взглянув на нее, — но вы не очень-то вежливы, знаете ли, вы даже не предлагаете мне сесть.

— Прошу прощения, я не знала, что вы хотите сесть. Я могу предложить вам только один из этих камней.

— Тогда отзовите эту скотину, и я сяду.

— Собака вовсе не скотина. И на вашем месте я бы так о нем не говорила. Он рассудителен, как человек, и может возмутиться подобным отношением.

Анжела знала, что Джордж боится собак, и в этот момент, словно в подтверждение ее слов, Алек слегка зарычал.

— Да-да, конечно… хорошая собачка… — с подозрением косясь на Алека, Джордж сел. — Не хотите ли подойти и присесть рядом?

— Спасибо. Я предпочитаю стоять.

— Знаете, как вы выглядите, когда стоите вот так, со скрещенными на груди руками? Вы похожи на разгневанную богиню.

— Если вы говорите серьезно, то я вас не понимаю. Если же это комплимент, то я не люблю комплиментов.

— Вы не очень-то дружелюбны, — сердито сказал Джордж, который быстро выходил из себя.

— Мне очень жаль. Я не хотела быть недружелюбной.

— Итак, я слышал, что мой подопечный жил здесь, пока я болел.

— Да, он остановился у нас.

— А еще мне сказали, что между вами возникла любовная связь. Я полагаю, что он позволил себе легкий флирт, чтобы скоротать время.

Анжела вскинула на Джорджа взгляд, слишком сердитая, чтобы сказать хоть слово.

— Ну-ну, незачем так на меня смотреть. Вы ведь не надеетесь увидеться с ним снова, не так ли?

— Если мы оба будем живы, то, разумеется, увидимся… я уж — во всяком случае.

— Вы больше никогда его не увидите.

— Почему же?

— Потому что он просто флиртовал и дурачился с вами. Он известный ловелас и, насколько мне известно, уже был помолвлен с двумя женщинами.

— Я не верю, что это правда, или, если это и правда, то не вся; но, правда это или нет, я не собираюсь обсуждать с вами мистера Хейгема или позволять себе поддаваться влиянию сплетен, рассказанных за его спиной.

— Анжела, — сказал Джордж, вставая и хватая ее за руку.

Девушка побледнела, и по ее телу пробежала дрожь.

— Оставьте мою руку в покое и никогда больше не смейте ко мне прикасаться. Уже второй раз вы пытаетесь оскорбить меня.

— Итак, — ответил Джордж, взбешенный этим проявлением оскорбленной гордости и сбитый с толку страстью девушки, — вы противопоставляете свою волю моей, не так ли? Очень хорошо, увидите, что будет дальше. Я сотру вас в порошок. Подумайте — оскорбить ее! А как часто этот молодой негодяй оскорблял вас? Ручаюсь, он ведь не просто брал вас за руку.

— Если вы имеете в виду мистера Хейгема, — ответила Анжела, — то я предоставляю вам самому решить, не более ли применимо это слово к человеку, который делает все возможное, чтобы оскорбить слабую женщину, воспользовавшись отсутствием ее защитника, нежели к джентльмену, в отношении которого вы его употребили, — и, бросив на него взгляд, полный крайнего презрения, она удалилась, как разгневанная королева.

Предоставленный своим размышлениям, Джордж погрозил кулаком в ту сторону, где она исчезла за деревьями.

— Очень хорошо, моя прекрасная леди, очень хорошо! — произнес он вслух. — Обращаешься со мной, как с грязью под ногами, не так ли? Ты за это поплатишься, не будь я Джордж Каресфут! Я только дождусь, когда ты окажешься в моей власти… о, тогда ты узнаешь, что еще никто и никогда не бросал мне вызов безнаказанно. Да и много других интересных вещей ты тоже узнаешь…

С тех пор Анжела в течение двух месяцев или даже более того подвергалась организованному преследованию, столь же жестокому, сколь и мучительному. Джордж подстерегал ее повсюду, и дважды ему действительно удавалось вступить с ней в разговор, но в обоих случаях ей удавалось ускользнуть от него прежде, чем он успевал продолжить. Он так настойчиво охотился за ней, что, в конце концов, несчастная девушка была вынуждена прятаться в разных уголках дома и леса, чтобы не попадаться ему на глаза. Потом он стал писать ей письма и посылать красивые подарки, которые она неизменно возвращала обратно.

Бедная Анжела! Ей было тяжело и от потери возлюбленного, и от того, что теперь приходилось ежедневно страдать от преследований ненавистного дядюшки, охотившегося за ней отныне открыто и с таким упорством, что она начала испытывать смутную тревогу. Положение ее усугублялось еще и тем, что ей некому было довериться, так как мистер Фрейзер еще не вернулся. Пиготт, конечно, более или менее понимала, что происходит, но она ничего не могла поделать, кроме как оплакать отсутствие Артура и посоветовать Анжеле «не обращать внимания». Оставался еще ее отец, но с ним Анжела никогда не была достаточно близка, чтобы довериться ему. И действительно, с течением времени в ее сознании окрепло подозрение, что отец был посвящен в тайну настойчивых ухаживаний Джорджа и что эти ухаживания имели какое-то отношение к жестким условиям, навязанным ей и Артуру. Однако, в конце концов, дела пошли так плохо, что, не имея иного убежища, она решила обратиться к нему за защитой.

— Отец, — смело обратилась она однажды к Филипу, когда тот сидел в своем кабинете и что-то писал, — Ваш кузен Джордж ежедневно преследует меня. Я терпела это столько, сколько могла, но больше не могу. Я пришла просить вас защитить меня от него.

— Мне казалось, Анжела, что ты вполне способна защитить себя сама. За что он тебя преследует? Чего он хочет?

— Жениться на мне, я полагаю, — ответила Анжела, покраснев до корней волос.

— Что ж, это очень лестное пожелание с его стороны, и я могу сказать тебе, Анжела, только одно: если бы ты только могла выбросить из головы молодого Хейгема, это пошло бы всем только на пользу.

— Совершенно бесполезно говорить со мной в таком тоне, — холодно заметила она.

— Ну, это дело твое, но в таком случае довольно нелепо просить меня защитить тебя. Женщина, которая не может защитить себя от домогательств, попросту глупа.

На этом беседа отца и дочери завершилась.

На следующий день снова заявилась леди Беллами.

— Мое дорогое дитя, — сказала она Анжеле, — вы неважно выглядите; нет сомнений, что происходящее беспокоит вас; что ж, все это — старая добрая борьба между долгом и привязанностью, через которую прошло большинство из нас. Есть одно утешение: никто из тех, кто когда-либо выполнил свой долг, невзирая на привязанность, никогда впоследствии не сожалел об этом.

— Что вы имеете в виду, леди Беллами, когда говорите о моем долге?

— Я имею в виду простую обязанность, которая лежит перед вами — выйти замуж за вашего двоюродного дядюшку Джорджа, бросив молодого Хейгема.

— Не вижу, почему я должна это делать.