Михаил Найдич - Высшая мера

Потом весь табун оказался под седлом. Стремена качались, но внезапно замерли: кони вытянулись в одну линию, без седоков. А сами люди возникли чуть позже, на другом конце луга. Они держали равнение, вздваивали ряды, затем перестроились в каре [2] Каре — четырехугольник, вид боевого построения пехоты для отражения конных атак. .

Мартынов весь напрягся во сне: «Ну, кто же? Кто — кого?»

…Любопытный месяц заглядывал в замутненное окно хаты и черпал светлым ковшиком загустевшую сутемь. Весенняя ночь была теплой, почти жаркой. Нынче земля подсохла и деревья начали зеленеть исключительно рано и резво. Впрочем, в этих местах зима всегда ломается надвое еще в феврале.

Накануне Мартынов оттопал на своих двоих солидное расстояние от станицы Усть-Лабинской — сюда, где разместился штаб бригады. Пришел затемно. В первой же свободной избе, указанной комендантом, завалился спать…

Досмотреть сон Мартынову не дали. Кто-то тряс его за плечо:

— Терентий Петрович! Вставайте… Комбриг вас кличут.

Мартынов спокойно открыл глаза. Будто и не спал. И сна не видел. И усталости никакой. Лишь достал из пиджака часы, щелкнул гравированной крышкой — покачал головой. Самая полночь. В самый раз дать храпака. Ох ты жизнь-судьбина!

Вскочил, быстро оделся и вышел вместе с посыльным за порог.

Весенний яблоневый запах заполонил землю. Он был настолько густым, что Мартынов невольно поднял руку, словно бы желая чуть отстранить его.

Рядом с дорогой, отодвинувшей влево и вправо белые хатки, в зарослях забилась, застучала трель. «Соловей?» — Мартынов даже замедлил шаг. Он так и не понял, соловей это, другая ли птица — и в то же мгновение угодил сапогом в глубокую лужу.

Терентий Петрович чертыхнулся и смущенно скосил глаза на посыльного. Тот ступал рядом невозмутимо, ничего, казалось бы, не замечая.

На краю станицы, в двухэтажном деревянном доме, возле которого похаживал часовой, помещался штаб бригады.

Комбриг Иосиф Родионович Апанасенко вел с кем-то телефонный разговор. Мартынов уловил лишь последнюю фразу:

— Нет, дорогой, есть кавалерийская лихость, но есть еще и трезвый расчет, — поучал своего собеседника Апанасенко. — Ты-то и постарайся соединить одно с другим…

Комбриг кивком поздоровался с Мартыновым и глазами указал на другую комнату.

Не успев перешагнуть ее порог, Терентий Петрович попал в объятия его давнего знакомого Пучкова — сотрудника армейской разведки. Более года не встречались они, но сейчас Пучков вел себя так, будто продолжал прерванную недавно беседу:

— Садись, Мартынов, кури. Ну, жив-здоров, это я вижу. Значит, приступим к делу, — и Пучков развернул на столе карту Северного Кавказа. Карта была сплошь исчеркана разноцветными карандашами. Но значение этих пометок было известно, пожалуй, одному лишь Пучкову.

Речь шла о глубинном рейде в белогвардейский тыл, который предстояло совершить Мартынову. Согласие? Мартынов сразу же дал его кивком головы. Но и этот скупой жест являлся скорее пустой формальностью, ибо не было еще такого, чтобы Терентий Петрович отказался от задания, хоть и самого труднейшего. И Пучков это отлично знал.

— Сам понимаешь, — говорил он сейчас, — после операции у станицы Егорлыкской, которую блестяще провели Десятая общевойсковая и Первая конная армии, деникинская песенка, можно считать, спета. Но…

И тут начиналось знаменитое «но». Остатки конного корпуса Султан-Гирея и других деникинских соединений все-таки существуют. И с ними должно быть покончено.

— Понимаешь? Чем ближе к Черному морю, тем их больше. Кое-где прикубанские и прилабинские плавни кишат ими. Таковы наши сведения. А подробности… их придется выяснять тебе, Петрович. Ну, и другим.

О «других» Пучков мог бы и не упоминать. Намечая примерный маршрут Мартынова, он несколько раз говорил о необходимости быть точным, и тот легко догадался, что справа и слева пойдут или уже пошли другие.

Оставалось уточнить — что делать с собранными сведениями? Как передать их командованию?.. Пучков дал Мартынову адреса в Екатеринодаре, Туапсе и других местах, в одно из которых следовало прибыть.

— Дорога твоя в один конец, — подчеркнул Пучков. — Доставкой разведданных займется кто-либо другой.

Мартынов внимательно слушал, не отводя взгляда от своих тяжелых, положенных на стол, кулаков. Со стороны любой бы подумал — человек рассматривает свои руки, каждую трещинку на них.

А Мартынов просто-напросто думал о том, что революция заставила многих, очень многих людей заниматься делом незнакомым, совершенно непривычным для них. Вот, к примеру, Василий Васильевич Пучков.

Который год его существо переполнено лишь одним: разведка, разведка и еще раз разведка! А профессия у него самая мирная — учитель.

Пучков лет на десять моложе Мартынова, но давно уже успел завоевать его прочную любовь, как, впрочем, и любовь всех остальных, с кем доводилось работать. Подкупало его обращение с подчиненными. Василий Васильевич обычно вызывал к себе то одного, то другого и суровым голосом, каким дают нагоняи, просил… разъяснить какой-либо вопрос. «Так, так, — подбадривал он собеседника, — а я-то не знал этого». И, отпуская вызванного, сурово добавлял: «Ну, спасибо, товарищ. Если еще потребуется твоя помощь, вызову снова».

И вот это сочетание слов «потребуется помощь», произнесенное без всякого смущения, с начальственным «вызову» как-то выделяло Пучкова.

Сейчас Василий Васильевич перехватил улыбку Мартынова и нахмурился:

— Может быть, есть какие-то неясности? — спросил он.

— Нет, все ясно, — ответил Мартынов.

— Завтрашний день на подготовку, — заключил Пучков. — Подумай, какие нужны документы, справки. Мы приготовим. Оружие лучше не брать. Не советую.

Впервые Терентий Петрович оторвал взгляд от собственных кулаков, поднял глаза на собеседника. Пучкову сразу же стало ясно, что здесь их мнения разошлись. Что ж, брать наган или не брать — любой из этих вариантов имел свои «за» и «против».

— Понимаешь, лучше не надо, — раздумчиво говорил Пучков. — Случайный обыск, и все. Ты погорел.

Он снял пенсне, взмахнул руками, и острый лучик скользнул по лицу Мартынова. Тот прищурил глаза. Но скорее всего оттого, что ясно представил себе картину, нарисованную Пучковым. Обыск. И так далее.

«Ну, пусть даже так, — думал Терентий Петрович. — Мало ли сейчас людей с оружием ходит?» И правда! Красные, беляки, зеленые, всякие прочие. А тут еще на Северном Кавказе с недавнего времени появились крестьянские отряды КОЧа. (Комитет освобождения Черноморья), в которых сильное влияние имели коммунисты, но одновременно гнездились и грузинские меньшевики. Попробуй разберись во всем этом.