Ата Дурдыев - Сколько нам еще жить?..

«Она как черная роза, — думал Андрей, — таинственная и загадочная. Глаза — темная, непроглядная ночь, ресницы — крылья птицы, брови — с чем бы их сравнить? Никогда еще не встречал таких девушек!»

«…Она похожа на джейрана, — думал в этот момент Ширали. — Такая же стройная, пугливая, изящная. Сколько в ней грациозного, какие тонкие черты лица, сколько огня в глазах… Вот бы с кого портрет написать… Но сначала он будет рисовать Алексея Кравцова. Это уже решено. Ведь красоту надо защищать и кто как не герой-пограничник защитил ее в далеком уже теперь году!.. Какими они были эти ребята, как служили, что за проблемы интересовали и волновали их?.. Побыть хотя бы один день среди них, присмотреться, поговорить… И Андрейку с собой прихватить, ведь в любом деле вдвоем всегда лучше и легче».

Вернувшись в помещение долго не могли заснуть — слишком много впечатлений принес им этот день. Когда луна заглянула в окно и серебристый свет ее залил лица солдат, они уже засыпали. Приоткрыв глаза, Андрей увидел светлый, серебристо-яркий диск луны. Далекий, таинственный загадочный, он, казалось, звал, манил к себе… «Айнур, — пронеслось в голове Андрея, — свет луны! Это имя так подходит к ней!..»

В ночь на 6 апреля 1929 г. от заставы Чаршанга для несения охраны границы был выслан наряд в составе отделенного командира Скляра и красноармейца Малоивана… Приблизительно в 5—6 часов утра наряд заметил группу нарушителей, намеревавшихся переправиться на нашу сторону.

Скляр и Малоиван, стремясь выполнить долг пограничника, неподалеку от берега нашли дверь от дехканской кибитки, на которой переправились на остров, оставив лошадей привязанными на берегу. Завязалась перестрелка, Скляр был ранен в голову и грудь. Он передал гранаты Малоивану и сказал, чтобы он не робел и бросил бы гранату и отстреливался, что последний и сделал. Вместе с раненым Скляром он стал отходить.

Красноармеец Малоиван под сильным огнем нарушителей, отходя и отстреливаясь, одновременно уводил под руки потерявшего сознание после двух тяжелых ранений отделенного командира Скляра. Отойдя приблизительно 300—400 шагов от места перестрелки, Скляр упал и тут же скончался. Красноармеец Малоиван, побыв некоторое время около тела Скляра, продолжал отстреливаться от нарушителей, а затем, видя, что Скляр умер, взял винтовку последнего и, отстреливаясь, стал отходить к берегу… Затем Малоиван под непрекращающимся огнем нарушителей на той же двери переправился на берег, сел на лошадь и поскакал на заставу. Не доезжая до последней, поднял тревогу. По тревоге с заставы выехал дозор в 6 сабель под командой начальника заставы Седова. Последний, обследовав остров, установил (определяя по следам), что на месте перестрелки нарушителей было 9 чел., которые после перестрелки ушли за границу.

Полутораметровый варан шустро взбирался на высокий бархан. Его привлекли непонятные звуки — тягучие, протяжные, резкие. Варан и боялся их, и в то же время его одолевало любопытство: может, это соперник, с которым надо сразиться, а может, добыча?.. Оставляя за собой цепочку следов, песчаный крокодил поднимался все выше. Внезапно он остановился и, высунув раздвоенный на конце язык, быстро зашевелил им. Так бывало всегда, когда внутренним чутьем он ощущал приближение опасности. Непонятный звук дополнился фырканьем лошадей и голосами людей. С этим варан был знаком. Первых он не боялся, а вот странных двуногих существ следовало опасаться. Он уже знал это… Однако любопытство было сильнее и варан продолжал путь.

В распадке между барханами пролегала дорога. Только вряд ли подходило такое название к едва приметным в песке следам от проехавших когда-то повозок. Сейчас на старой дороге было довольно оживленно. Усталые лошади, пофыркивая и в такт шагам размахивая головами, тащили по глубокому песку телеги с ящиками. Звуки, привлекшие варана, издавали колеса. Как обильно не смазывай их, все равно высыхала смазка под палящими лучами, набивался во втулки песок и далеко раздавался тягучий, протяжный скрип. Рядом с подводами шагали усталые красноармейцы. Кое-кто держался за край подвод — так легче было идти, кто-то шагал позади. За плечами болтались винтовки и штыки, мерно колыхались в такт шагам.

Взглянув на обоз с вершины бархана и поняв, что никакой добычи тут не предвидится, варан развернулся и лениво направился в заросли саксаула.

— Эх, искупаться бы сейчас, — мечтательно произнес один из красноармейцев и, раскинув руки в стороны, добавил, — разбежаться, да прямо с берега вниз головой!

— Перестань душу травить, — одернул его шагавший рядом боец. — Тут ноги бы вымыть, горят как на огне!

— Мне бы пару котелков из колодца, напиться вдоволь, — вмешался в разговор третий. — С утра шагаем и шагаем, а дороге конца-края не видно…

Небольшой, всего десятка в полтора красноармейцев отряд шел на заставу. Они сопровождали обоз с продуктами и патронами. Шло и новое пополнение — Алексей Кравцов, Вася Федорин, Роман Жалнин.

— Привал!.. — прозвучала команда и красноармейцы, повеселев, принялись распрягать лошадей, устраивать под телегами навесы, чтобы укрыться от палящих лучей солнца. Направились собирать колючку и саксаул для костра, зазвенели уздечками лошади, тюкал топор, зазвучал смех. Хорошее это дело — привал после трудного перехода! Такая команда звучит как музыка для души.

Липкий, пахучий пот, смешиваясь с песком, как наждаком натер тела, насквозь просоленные гимнастерки коробились, песок скрипел на зубах, лез в уши.

— Слышь, Алексей, — с улыбкой произнес Вася, — и откуда только во мне вода берется? Ведра три уже потом вышло, а все идет и идет… Ты только глянь!

— Что глядеть, ежели у меня самого, пота этого ушат, а то и поболе вышло, — добродушно ухмыльнулся Алексей. — Сейчас бы, друг ситный, на Волгу…

Разговаривая, друзья споро и ловко распрягали лошадей. Особенно хорошо получалось это у Васи.

Повар, тщедушный красноармеец, с глубоко посаженными колючими глазками и острым подбородком, быстро и сноровисто приступил к делу. Разровнял песок, установил небольшую железную треногу, подвесил закопченный казан, достал мешок с продуктами. Один из добровольных помощников уже развел костер и рыжее, почти невидимое в лучах солнца пламя, лизнуло казан. Вскоре забулькала вода, а повар, вооружившись ножом, уже резал на дощечке сало и крошил лук. Бросив в кипящую воду горсть соли, повар отмерил из мешочка пшено и, что-то пробормотав себе под нос, засыпал в казан. Аппетитный запах потянулся над обозом, защекотал ноздри.