Ата Дурдыев - Сколько нам еще жить?..

— Ой, Айнур, бежать тебе надо, бежать! — всхлипывая, повторила она.

— Я понимаю… но куда?

— В Сибирь, — перестав вдруг хныкать, твердо заявила Гозель. — На твоем месте я бы не раздумывала…

— Другого выхода я тоже не вижу, — вмешалась Светлана Павловна.

— Решайся, Айнур, — добавил Ширали.

— Ну, нельзя же вот так сразу, — растерялась девушка, — подумать надо…

— Решайся, Айнур, надо сейчас, времени на раздумья нет, — заявила Светлана Павловна. — Пока отчима дома нет. Скажи, как на это твоя мама посмотрит? Неужели она не поймет тебя? Это меня сейчас больше всего волнует…

— Мама меня очень любит и вдруг останется одна, — помрачнела Айнур.

— А когда в чужие руки отдаст тебя — разве не одна останется, — заметила Гозель.

— Ты же учиться хочешь, — тихо произнес Андрей.

Все замолкли, вопросительно смотря на Айнур, понимали, что сейчас она стоит на распутье и трудно ей решиться. Слишком крепко привязана она к матери, родному дому, подругам… Всему, что окружало ее с малых лет… И вдруг вместо всего привычного и дорогого — далекая, незнакомая Сибирь, чужие люди, длинная трудная дорога. И ни одного близкого человека рядом…

— Может быть, сказать маме, что не в Сибирь, а в Ашхабад… — тихо произнесла Айнур. — Так ей легче будет хотя бы первое время…

— Значит ты согласна? — спросила Светлана Павловна.

— Да, если мама разрешит, — чуть слышно прошептала Айнур. «Если останусь, меня обязательно выдадут за лысого, — с дрожью подумала она, — и никто уже не спасет. Прощай тогда мечта об учебе, прощай светлое чувство, что появилось так неожиданно к широкоплечему парню с бирюзовыми глазами. Мама должна понять меня, как она отговаривала Бекмурада, сколько раз плакала…»

— Я поеду, — уже тверже произнесла Айнур.

— Правильно, Айнур, — улыбнулась Светлана Павловна и обняла ее за хрупкие плечи. — Мы тебя в обиду не дадим. Отец, мать, сестренка Андрея тебя знают и встретят как свою. Он, оказывается, столько им писал о тебе… Поступишь в институт — ты отличницей была, русским владеешь хорошо. Поживешь у родителей Андрея, или в общежитии института, как сама пожелаешь. Никто тебя там не найдет. Адреса наших ребят, сама знаешь, мы никому не даем. Писать будешь мне, а маме твоей я буду передавать.

— А как мамины письма? — робко спросила Айнур.

— Тоже через меня…

— Я верю вам, Светлана Павловна.

— Вот и хорошо… Знаю, боязно тебе пускаться в такую дальнюю дорогу, ты дальше областного города нигде не бывала. А тут считай через всю страну.

— Может, мне проводить ее, — предложила с улыбкой Гозель, — я даже в Ашхабаде была!

— Может, ты и в Париже была? — не удержался от шутки Ширали.

— Не была, так буду, — тряхнула головой Гозель.

— Спасибо, Гозель, — улыбнулась Светлана Павловна, — лететь Айнур должна одна, А потом годика через два или раньше в гости к ней слетаешь… Значит так, завтра с соседней заставы пойдет вертолет. В десять ноль-ноль он будет здесь и захватит нас. В Ашхабаде я возьму тебе билет и позвоню своим знакомым, чтобы они встретили тебя в аэропорту в Москве и помогли сделать пересадку до Красноярска. Они дадут телеграмму родителям Андрея, а те встретят тебя. Вот и все, милая моя девочка. Будь посмелее — все обойдется. Как говорят: «Каждый — садовник своего счастья».

— Спасибо, Светлана Павловна, — тихо сказала Айнур и неожиданно уткнувшись лицом в ее плечо, судорожно заплакала.

Светлана Павловна, утратив вдруг всю решительность, гладила черные косы и чувствовала подступившие к глазам горячие слезы. Она хотела что-то сказать, но комок в горле мешал это сделать. С той минуты, когда ребята рассказали о горе девушки, она не знала и секунды покоя. Советовалась с мужем и замполитом, спорила и доказывала, обвиняла и оправдывалась, звонила в Ашхабад… И среди всех этих суматошных, но необходимых дел ее не оставляла мысль: «А вдруг Айнур откажется, не согласится?» Ей не было жаль потраченных времени и энергии, своим женским обостренным чутьем понимала, что сейчас решается судьба девушки… И если Айнур откажется, то всю жизнь будет сожалеть об упущенном часе!.. Теперь ей было радостно и приятно от того, что она сумела помочь человеку, попавшему в беду. Слезы Айнур омывали ее душу тихой лаской признательности…

— Не плачь, Айнур, — тихо произнесла Светлана Павловна, — все будет хорошо… Сейчас ты, Гозель и я сходим к маме. Постараемся все объяснить. Думаю она поймет. И ты уже не отступай, если решила. Энай сейчас как тигрица на нас бросится! Ведь ты — единственная у нее, и ее можно понять — она мать… Ты ее лучше знаешь, держись посмелее. Слез будет много, но не отступай, а мы с Гозель поможем тебе…

…Турбины серебристого лайнера с могучего гула перешли на ласковый шепот и Айнур почувствовала, что самолет стал снижаться. Но он был еще достаточно высоко, а девушке не терпелось быстрее увидеть место, куда так долго летела. И в то же время она боялась… Прильнув к иллюминатору она смотрела вниз. С каждой минутой все ближе, отчетливее становилась синяя лента Енисея, белокаменный город, раскинувшийся на берегах реки. Уже хорошо были видны прямые стрелы улиц, коробки автомашин, зеленая чаша стадиона, большой парк на высоком берегу. Белоснежные теплоходы и юркие катера бороздили речной простор, оставляя за собой длинные белопенные следы.

Потом все исчезло, уступив место зеленому простору тайги — самолет зашел за город, сделал последний разворот и, нацелившись на серую ленту посадочной полосы, устремился к земле.

Еще с трапа Айнур приметила широкоплечего военного, стройную белокурую женщину и худенькую девочку. Она еще не успела сойти с трапа, как девочка звонко и радостно крикнула:

— Айнур! Мы здесь!!! — и замахала большим букетом.

Узнать Айнур было не трудно: своей яркой одеждой она заметно выделялась среди остальных пассажиров. На красавице-туркменке было ярко-красное национальное платье, зеленый чекмень, вышитый причудливым восточным орнаментом. Воротник платья стягивала большая брошь с красными рубиновыми камнями — самая дорогая для Айнур вещь, доставшаяся от бабушки. На голове — блестящий платок.

Когда Айнур освободилась от объятий девочки, то заметила, что глаза у женщины были такими же бирюзовыми, как у Андрея. «Наверное и она в Енисей долго смотрела», — подумала девушка.

…Состояние Тахта-Купыр после басмаческого налета. Все канцелярии районных учреждений Тахта-Купыра разгромлены, стулья и столы исковерканы, дела порваны и разбросаны. Половина дел учреждений сожжена совершенно.