Ата Дурдыев - Сколько нам еще жить?..

«Интересно, — подумал Ширали, — в такой глуши, а платье модное, приталенное. Наверное, сама шила. Мастерица. А лицо-то, лицо… Вот бы с кого портрет написать! Да только куда мне — тут великий мастер нужен…»

«Да откуда же такое чудо появилось, — пронеслось в голове Андрея, — может с неба сошла? Кто же она. — Хозяйка медной горы? Царица Тамара? Аэлита?..»

Девушка подошла к водоему, подняла глаза, приветливо и тихо сказала:

— Здравствуйте, ребята!

— Добрый день, Айнур, — мягко улыбнулся замполит.

Поздоровались и остальные. Каждый старался, чтобы его голос звучал как можно приветливее и нежнее…

— Айнур! — повторил Ширали, — хорошо как звучит, красиво…

— Что такое Айнур! — тихо спросил Андрей.

— Потом объясню…

Взгляд Андрея на какой-то миг встретился с глазами Айнур, и ему показалось, что он нырнул в бездонный омут и сердце тревожно вздрогнуло. Оказывается, правду говорил Ширали, что есть среди туркменок удивительные красавицы. Эта превзошла все ожидания…

— Как твоя библиотека, Айнур? — спросил лейтенант, — новые книги еще не получала?

— Обещают на той неделе, — ответила девушка. — Вы новое пополнение везете на заставу?

— Точно! Отличные ребята. На нашу заставу плохих не посылают…

Айнур подняла глаза, быстро скользнула взглядом по пограничникам, словно желая убедиться в правдивости слов замполита. Каждый из парней мечтал, чтобы горянка хоть на секунду задержала на нем свой взгляд. Но все мечты лопнули: взгляд девушки был скользящим и равнодушным.

— На обед идешь? — спросил замполит, видя, что девушка собирается уйти.

— Да, — тихо ответила Айнур и хотела что-то добавить. Но в это время раздался резкий мужской голос:

— Айнур, иди домой, мать зовет!

Девушка вздрогнула и быстро направилась прочь от ребят.

Из дома, что находился неподалеку от бассейна, вышел навстречу ей высокий сухощавый туркмен в черном тельпеке. Он был еще крепок, хотя годы сутулили спину, изрезали глубокими морщинами лицо, перевили венами жилистые руки. Худой, тонкий он напоминал гвоздь, вытащенный щипцами из доски. Тельпек был похож на шляпку.

— Отчим Айнур, — объяснил лейтенант. А когда мужчина подошел и поздоровался с пограничниками, добавил:

— Это Бекмурад-ага, один из лучших чабанов колхоза…

— Ай, Реджеп, — развел руками чабан, — разве можно в глаза хвалить человека?..

— Не я так говорю, — ответил замполит, — все село такого мнения. Не оценивай сам себя — пусть люди скажут! Разве не так, Бекмурад-ага?

— Верблюда губит тяжелый груз, человека — слава! — степенно произнес чабан, оглядывая пограничников.

— Откуда родом, новички?

— Из разных мест, — уклончиво ответил лейтенант, — из России, Сибири, Туркменистана… Вам, как дружиннику и мергену надо подучить их следы читать, и пустыню показать…

— Это можно, — солидно кивнул Бекмурад-ага и еще раз окинул пограничников из-под кустистых бровей прищуренным, цепким взглядом…

На 25 мая 1931 года на территории Туркмении, главным образом в песках, имелось: банд — 14, курбашей — 46, басмачей — 2046, винтовок — 2055, пулеметов — 3, мортирок Дьяконова — 2. Совершено налетов — 17, ограблено 8 кооперативов, сожжены здания школы, аулсовета, детдома. Совершался налет на железную дорогу, была захвачена станция Казанджик, произведено крушение 2-х составов. Было нападение на Ягманские угольные копи, которые значительно разрушены, убыток 320000 рублей».

Щедрым был аллах к старому Овезу, чей дом считался одним из лучших в селе. Может потому, что не забывал хозяин строго соблюдать все законы шариата. Проснувшись утром, первым делом говорил: «Во имя аллаха милостивого, милосердного!» Потом благодарил аллаха за то, что он создал его ни женщиной, ни нищим, ни гяуром. Благодарил за то, что аллах подарил ему еще один день жизни, что наградил наследниками. Только потом поднимался с постели, совершал утреннюю молитву. Пять раз в день опускался на молитвенный коврик, благоговейно творя намаз! Благодарил всевышнего по всякому поводу, не вставал из-за дастархана, не произнеся слов благодарности.

Он считал, что его молитвы доходили по назначению, поэтому и были тучными отары, щедрыми урожаи хлопка, быстрыми ахалтекинские скакуны. На больших смотрах в Ашхабаде кони Овеза часто занимали первые места и многочисленными серебряными медалями с царскими двуглавыми орлами гордилась вся семья. Были тут медали «За лучшую верховую лошадь» с изображением государя-императора, самодержца Всероссийского…

Когда он широкоплечий, кряжистый, словно карагач, с важным лицом, в праздничной одежде вышагивал по селу, степенно поглаживая бороду, встречные останавливались, почтительно склоняли голову.

Многочисленной была его семья — и в этом не обидел аллах! Три дочери, два сына — надежда и гордость отца. Дочерей не любил. И часто повторял: «Проси аллаха, чтобы до семи лет забрал их обратно, а после семи, скорее отдай замуж, чтобы позор семье не принесли!». Сыновей же баловал. Когда спрашивали приезжие гости: «сколько детей?» Как истинный правоверный отвечал: «Слава аллаху — два сына!» Про дочерей говорить не полагалось — знал это твердо! Говорят в народе: «Один сын — не сын, два сына — полсына, три сына — сын», но старый Овез считал, что с двумя сыновьями повезло ему. Таких двух можно и за трех считать! Хорошие имена подсказал мулла: Клычмурад и Бекмурад. От одних родителей, а выросли разными. Старший — степенный, неторопливый. Прежде чем слово вымолвить, подумает. Знает — слово не воробей — вылетит не поймаешь! Младший — порывистый, горячий, баловень семьи. За все сразу хватается, а до конца не доводит, остывает быстро, как тамдыр от сырых дров. Думал Овез, что старший скотоводством займется, а младшего к торговле приспособит: считал Бекмурад отменно — любые цифры в голове складывал, умножал и делил в один миг.

Может быть и осуществились планы отца, если бы не грянула ынкылап — революция… От далекого Петрограда докатилась до сыпучих песков Туркменистана. Правда, немалое время прошло, прежде чем установилась новая власть в отдаленных уголках царской России. И не стало отар у Овеза, отобрали землю и поливную воду, ушли батраки. Рушились байские хозяйства, организовывались колхозы. Тревожное было время, приходили из-за кордона банды басмачей и бритоголовые курбаши старались перещеголять друг друга в жестокости и насилии.

Как ни тщательно проходила реквизиция байских хозяйств, но сумел Овез утаить в песках часть скота, да и в тайниках было кое-что припрятано… Появилась мысль: уйти вместе с другими баями за кордон, переждать там смутное время. Будет же когда-нибудь конец большевикам… слыхал об этом от благочестивых!