Фортюне дю Буагобе - Таинственный дом на Монмартре

Если это было известно бандитам, то, значит, кто-то из свидетелей карточной игры поставил их в известность.

Такое предположение, разумеется, выглядело совершенно неправдоподобно, но тем не менее полиция, известная своей недоверчивостью, сочла целесообразным провести негласное расследование в самом клубе.

Стали собирать сведения об обслуживающем персонале, установили слежку за прислугой, но так ничего и не обнаружили.

Результатом действий полиции стала лишь воцарившаяся в клубе нервозная обстановка.

Все принялись следить друг за другом. Возникла атмосфера всеобщего недоверия. Но никому и в голову не пришло из-за такой безделицы прекратить игру.

Пока происходили эти события, Анри де Сервона не было в Париже.

После февральской революции 1848 года он отправился в Бретань продавать свои земли и пробыл там значительно дольше, чем планировал.

В ту пору нашему герою было тридцать лет. Это был истинный сын своего времени и типичный представитель своего круга, обладавший всеми характерными для такого рода людей недостатками и положительными качествами.

Родился он в благополучной семье, получил хорошее образование и был весьма умен. Но неисправимое легкомыслие и безудержное пристрастие к беззаботной жизни свели на нет все эти преимущества.

За короткий срок он промотал значительную часть своего состояния, так и не приобретя устойчивого положения в обществе, но не озлился и сохранил природное благодушие.

Будучи, как большинство людей его круга, человеком безответственным и неразборчивым, он совершил множество неосторожных поступков и приобрел немало сомнительных знакомств, но при этом сердце его оставалось добрым.

В общем, благодаря своему происхождению и приобретенным связям он стал тем, кого в описываемые времена называли жизнелюбом.

Человек он был любопытный, настоящий исследователь, и единственной страстью, по-настоящему волновавшей его душу, было познание неизведанных сторон жизни.

После революции от его уже изрядно промотанного состояния остались одни крохи. Поэтому, пытаясь поправить свое положение, он задержался в Бретани и возвратился в Париж, преисполненный решимостью вести отныне жизнь экономную и разумную.

Во всяком случае, сразу после возвращения он твердо воздерживался от посещения клуба и не появлялся в веселых компаниях.

Так продолжалось до тех пор, пока однажды вечером он не попал в какой-то маленький театр, где давали ужасно скучный спектакль. Сервон был так расстроен, что решил поехать в клуб.

Каково же было его удивление, когда он застал членов клуба в состоянии крайнего возбуждения. Они толпились в гостиной у камина и что-то оживленно обсуждали.

С первого взгляда было ясно, что произошло какое-то чрезвычайное событие.

Все одновременно что-то говорили, и никто никого не слушал.

Поначалу Анри де Сервон не понял, из-за чего все так взволновались. Но через какое-то время до него дошел смысл отдельных фраз.

– Бедный барон! – произнес кто-то из гостей. – В кои-то веки он крупно выиграл, и надо же было, чтобы его постигло такое несчастье.

– Говорят, он очень плох.

– Интересно, это от испуга или от полученных побоев?

– Больше всего он расстроился из-за доктора, который посадил его на жесточайшую диету, и пока неясно, когда ее отменят.

Сервону стало ясно, что речь идет о бароне де Сен-Мандрие, с которым он был хорошо знаком. Это был довольно забавный тип, усердный посетитель клуба, который из-за своего чревоугодия приобрел весьма сомнительную репутацию.

Накануне, после обильного ужина, барон, отличавшийся повышенной осторожностью во всем и везде, но только не за обеденным столом, решился сыграть по-крупному.

Его смелость была вознаграждена неслыханным везением, и в три часа утра он с триумфом покинул стол, выиграв тысячу луидоров или, говоря вульгарным языком, примерно двадцать тысяч франков.

Но столь удачно начавшаяся ночь завершилась весьма прискорбно.

Бедный барон отправился пешком к себе домой, на улицу Анжу, и недалеко от воздвигнутого в знак покаяния памятника Людовику XVI на него напали воры, которые едва не задушили его и забрали все деньги.

Подробности были неизвестны, но сам факт нападения не вызывал сомнений и породил множество слухов.

– У этих ночных разбойников, – сказал один молодой человек, – воистину легкая рука. Им все время попадаются игроки, которым улыбнулась судьба.

В ответ один из самых оживленных собеседников воскликнул:

– Значит, сейчас самое время сыграть по-крупному, но с одним предварительным условием: тот, кто выиграет, обязуется отправиться домой пешком. Посмотрим, действительно ли банда так хорошо информирована.

Предложение было принято с большим энтузиазмом.

У Сервона не было желания участвовать в этом развлечении, но в конце концов он дал себя уговорить, твердо намереваясь не делать больших ставок.

Однако, как известно, стоит оказаться за столом серьезному игроку, как ставки начинают расти. Как раз в тот вечер среди играющих был один такой специалист по поднятию ставок.

Это был иностранец, который стал членом клуба лишь несколько месяцев тому назад.

Звали его господин де Панкорво, и считалось, что он представляет в Париже какую-то южноамериканскую республику.

Он производил впечатление очень богатого человека, жил на широкую ногу, играл по-крупному и весьма удачно, чисто говорил по-французски и был человеком компанейским. Одновременно все эти качества очень редко встречаются у тех, кто родился вблизи экватора.

Людей его внешности принято называть «красивыми мужчинами». Высокого роста, стройный, широкоплечий, он, несмотря на свой возраст – а на вид ему было лет пятьдесят, – обладал невероятной силой.

Природа одарила его правильными чертами лица и чрезвычайно живыми, умными глазами.

Относились к нему хорошо, несмотря на то что выигрывал он весьма часто. Это обстоятельство редко вызывает симпатии у игроков.

Что касается Сервона, то он испытывал к этому господину некоторую неприязнь, которая, впрочем, не мешала ему поддерживать с ним приятельские отношения. Такие отношения ни к чему не обязывают и в определенных кругах давно превратились в разменную монету.

Сервон часто садился играть с господином де Панкорво и, как правило, крупно проигрывал, потому что этот заокеанский джентльмен всегда демонстрировал великолепную игру, был очень ловок, и ему постоянно сопутствовала удача.

Но в тот вечер, когда было решено сыграть партию, которую в честь пострадавшего бедолаги Сен-Мандрие окрестили «баронской партией», удача с самого начала была на стороне Сервона и не изменяла ему до конца игры.