Лев Леонтьев - Боль

Дмитрий оторвал взгляд от сосновых лап и уставился в монитор. Пора напечатать ещё пару страниц. Пальцы рук дрогнули, потянулись к кнопочкам и тут же опустились. Опять эта боль!.. Острая, невыносимая. В области солнечного сплетения. Дмитрий чуть не заорал благим матом, таким неожиданным и острым был приступ. Собственно, ожидалась эта боль всегда. Не было часа, минуты, чтобы Дмитрий не вспоминал о ней. В том, что боль появится, сомнений не было, вопрос в одном: когда?.. И не было дня, чтобы ожидания обманывали: боль обязательно просыпалась и, как правило, в самое неподходящее время: вызвал начальник, позвонили по телефону, подошёл сослуживец за советом, наступил обеденный перерыв… Кусок в горло не лезет, даже когда что-то слегка побаливает, например, зуб ноет, а тут такая зверская боль!.. Внутри пожар, слёзы на глаза наворачиваются, впору искрам из них посыпаться!.. Когда с тобой такое творится, попробуй дать вразумительный ответ руководителю или кому-то ещё. Нужные слова никак не желают подбираться, язык не ворочается. Чувствуешь себя полным идиотом. Порой во время таких диалогов с начальником происходили перепалки. Наверное, со стороны смешно было бы наблюдать, как два взрослых человека произносят нормальные слова, увязанные в доступные для понимания последовательности, но при этом никак не могут понять друг друга. Начинают нервничать, покрикивать. Понятно, что начальник покрикивает громче и дольше – на то он и занимает руководящий пост, чтоб держать подчинённых в узде. И при этом имеет право на солидное преимущество: он на тебя заорёт вот так, а ты не должен вовсе, ну, а если уж сорвался, то твой крик должен быть вдвое тише. А лучше втрое или даже вчетверо. И выражения должны быть более мягкими. И ещё начальник может заткнуть тебе глотку, а ты ему нет: выслушивай всякую хрень, пока руководителю не надоест над тобой измываться. Даже кабинет не имеешь права покинуть без разрешения. А начальник, когда ты ему надоешь, вдруг возьмёт да и выгонит тебя. Да ещё резким тоном: «Панкратов, выйди из кабинета!..» Вот так, очень просто: всё, парень, надоел, иди работай. При этом лицо командира благородно багровеет от праведного гнева. А ты смиренно поднимаешь со стула свой зад и плетёшься к двери. Впечатывать в компьютер новые мысли. Возможно, на этот раз по поводу только что состоявшегося разговора с начальником. И вообще – о нём, твоём непосредственном руководителе. А рассуждения эти плавно перейдут в размышления о начальниках вообще. И тут уж влетит и главному инженеру предприятия, и его заместителям, и даже директору электростанции!.. Да чего уж там, и Президенту Российской Федерации, а потом и главе Соединённых Штатов Америки, хотя, казалось бы: он-то тут каким боком?.. Он что, тоже имеет отношение к производству электроэнергии на Урале?.. Видимо, всё-таки имеет – косвенное. Так кажется, когда повздоришь с начальником…

«Бл…дь!.. – чуть не вскрикнул Дмитрий, так скрутило. – Как же ты достала!..»

Под бл…дью подразумевалась, конечно же боль, с новой силой заявившая о себе. Вообще-то, Дмитрий не любил материться, но время от времени позволял себе это, ибо матерные выражения чудодейственным образом способствовали отпусканию эмоций, после чего в душе восстанавливалось равновесие, она успокаивалась. Порой матерные словечки положительным образом сказывались на каких-либо ситуациях. Вот, например, на днях, возвращался Панкратов домой, соскочил с автобуса, сделал несколько шагов и вдруг поскользнулся на накатанной детишками ледяной дорожке, нежно припорошенной снегом. Если б не воскликнул вполголоса «бл…дь!..» – точно, упал бы. Но как только неприличное словечко выскочило изо рта, равновесие тела тут же восстановилось. Именно это слово заставило мужчину сделать короткое резкое движение руками, этакий нервный взмах дикой утки крыльями, когда беднягу, мирно сидевшую поутру на поверхности озера, вдруг испугал подлый выстрел охотника. Не было бы матерного слова – не последовало бы взмаха руками, и Дмитрий, несомненно, свалился бы. И пускай пожилая женщина, шедшая навстречу, укоризненно покачала головой, швырнув в лицо Панкратова сердитый взгляд, зато голова Дмитрия не ударилась со всего маху об лёд и осталась цела.

Матерился Дмитрий не очень изобретательно, коротко и почти всегда молча. Исключения из последнего правила могли возникнуть при неожиданных ситуациях, вроде описанной выше, или когда Дмитрий находился в одиночестве. Дома или в лесу, во время прогулки. Главное в мате не изобретательность, а эмоциональность, считал Дмитрий и, если случалось материться, – делал это от души.

Зазвонил телефон. Требовательно – значит, звонок начальника: Дмитрий всегда безошибочно определял, когда звонил Григорий Михайлович. Звонок был резким, пронзительным, раздражённым. Даже мерзким. Немного. Хотя никаких отрицательных эмоций по отношению к непосредственному руководителю Дмитрий не испытывал. Напротив, относился к нему с уважением, отдавая дань его организаторским способностям, а также неугасающему с годами стремлению объять необъятное: Григорий Строгов старательно обкладывался научно-технической литературой и пытался почерпнуть из неё максимум – даже то, что имело весьма слабое отношение к его должностным обязанностям. Или вовсе не имело. В общем, Строгов хотел постичь непостижимое, чего до него не пытался сделать ни один из его предшественников. Видимо, они понимали, что это нереально, на то оно и есть – непостижимое. А может, просто были бездельниками.

Так или иначе, но когда звонил начальник, телефон издавал очень неприятные звуки. Почему так получалось, Дмитрий не знал.

– Здравствуйте, Григорий Михайлович!.. – как можно более дружелюбно послал в трубку Дмитрий (в этот день с начальником ещё не виделись).

– Панкратов, ты выяснил всё по поводу технического диагностирования деаэраторов?.. Письмо в САМПРОТМОРД подготовил?..

– Заканчиваю, Григорий Михайлович!.. – бодро ответил Дмитрий, подумав с досадой: «Блин!.. Придётся отложить частную писанину и заняться работой». Впрочем, он тут же устыдился своих мыслей.

– Не затягивай!.. А то пролетим с включением мероприятия в бюджет следующего года.

– Сегодня доделаю!.. – горячо заверил Панкратов. Представил лицо начальника. Важное, с глубокой строгой вертикальной складкой на лбу, заканчивающемся далеко на затылке. Колючие глаза, пронизывающие собеседника насквозь. Хорошо, не насмерть. Густые, чёрные как смоль брови. Брежневские, не меньше!.. Да, с таким не пошутишь. Пообещал ему – сегодня дело будет закончено, значит, так и должно быть.

«Ох, твою мать!..» – чуть не ляпнул Дмитрий в трубку в ответ на очередной приступ боли. Вовремя спохватился. И тут же в трубке раздались гудки.