Лев Леонтьев - Боль

Вернулся на кровать, нашарил на полу «лентяйку», включил телевизор. Перебрал все сорок четыре канала кабельного телевидения, не нашёл ничего путного, загасил экран. Верхний свет стал мешать, Дмитрий сменил его на менее назойливую настольную лампу, примостившуюся возле кровати на самодельной полочке. Изначально эта полочка предназначалась для стационарного телефона, но с тех пор как Панкратов отказался от него, была оккупирована настольной лампой.

Дмитрий расправил постель, почитал некоторое время роман полюбившегося французского автора Жана-Мишеля Тибо. Осилил десяток страниц, и сон начал настойчиво смыкать веки. Дмитрий не стал противиться, опустил книгу на пол, выключил свет, устроился поудобнее. Боли не было. И даже воспоминание о ней – какая она?.. – отсутствовало. Успокоенный, расслабленный, довольный жизнью, Дмитрий Панкратов заснул. Счастливая улыбка украсила его лицо.

Под утро приснился сон. Дмитрий – в большом помещении, где очень много людей. Они ведут себя странно: молча стоят, глядя в одну сторону, куда-то вдаль, будто ждут чего-то необычного, какого-то чуда. Вдруг маленькая, лет пяти, девочка в цветастом платочке, стоящая неподалёку от Панкратова, падает, потеряв сознание. Народ испуганно расступается. Дмитрий, желая помочь малышке, бросается к ней, но останавливается в двух шагах от несчастной, не зная, что предпринять. И тянет, тянет к ней руки…

-3-

Набитый людьми автобус сильно тряхнуло на ухабе, стоящая рядом тётка больно ткнула Панкратова локтем в бок, молодой человек поморщился.

Боль. Ужасная, всепоглощающая. Дмитрий тонул в ней полностью, не в силах выбраться из этого омута. Как можно сопротивляться тому, природа чего тебе неизвестна?.. Как можно возмущаться из-за чего-то, зная, что оно не убежит прочь, трусливо поджав хвост, а от твоего негодования станет только злее и настойчивее?.. Ибо согласно третьему закону Ньютона, известному даже нерадивым школьникам, действие равно противодействию. Чем сильнее будешь ненавидеть свою боль, тем больше неприятностей она тебе причинит. Нет, боль надо любить, как ни странно это звучит…

– Молодой человек, вы выходите?..

Дмитрий вздрогнул, очнулся. Вздрагивающим по пустякам его сделала боль. Нервы почти постоянно напряжены, часто – до предела. Вздрогнешь даже от комариного писка, неожиданно раздавшегося над ухом. И уж конечно, от любого вопроса, сказанного вот таким раздражённым тоном. Пожилой мужчина, злое лицо. Синие мешки под глазами. Склеры жёлтые. Изо рта отвратительный запах.

– Да, – коротко ответил Дмитрий и отвернулся. Автобус остановился, Панкратова выдавило наружу. Можно было и не спрашивать, выходит он или нет: выбора не было, даже если бы это была не его остановка, он всё равно оказался бы на тротуаре, покрытом противной кашицей из подтаявшего снега. С вечера начало резко теплеть, и вот результат. Теперь жди такого же резкого похолодания, и будешь ходить по ледяной корке вразвалку, как утка, чтоб не упасть.

Дмитрий бросил взгляд на свою барсетку: не расстегнулся ли замок, как уже бывало?.. Барсетка была новая, но пружина оказалась слабоватой, и кнопка замка тонула от малейшего прикосновения. Получалось, будто кнопка не механическая, а сенсорная. Удобно для воришек: такой замочек, наверно, можно расстёгивать пристальным взглядом – и бери, что по нраву. В такой вот автобусной давке хозяин ничего не заметит. Дмитрий вспомнил мужчину, спросившего, выходит он или нет. Эх, мужик, если б у тебя вот так болело в животе, как тогда прозвучал бы твой вопрос?.. Ещё более грубо?.. Может, ещё и дёрнул бы тогда за рукав, толкнул бы в плечо?.. Дмитрий тут же осёкся: откуда ему знать, каково самочувствие того человека?.. Возможно, ему гораздо хуже. Может, жить осталось пару дней. Хреново мужику, оттого и психованный. Панкратов вспомнил «потасканное» лицо попутчика и вздохнул. Терпимее надо быть к людям, всем непросто. Абсолютно здоровых людей, как известно, не бывает. И у всех разный уровень восприятия, все по-разному реагируют на одни и те же события. Кто-то заводится с пол-оборота, а кого-то можно бить тяжеленной дубиной по затылку, он даже не поморщится. Или засмеётся. А потом хладнокровно даст сдачи – чтоб неповадно было дубинами размахивать. В культурном обществе живёшь, так и веди себя соответственно. Ну, а не умеешь вести себя прилично, в драку лезешь – твой дом тюрьма. Там тебя быстро научат уму-разуму. Это здесь, на свободе, нагадил – и в сторону. А на зоне не получится. Нет там стороны, в которой можно укрыться от ответственности. Сторона – за пределами забора с колючкой, но тебе туда хода нет…

Налетевший ветерок проник за воротник пуховика Панкратова, парень зябко поёжился, на ходу поправил шарф.

– Блин, куда прёшь?.. – разъярённый рык прямо в нос. Здоровенный мужик лет пятидесяти. Бешено вращает глазами. Бедолага, до чего довёл себя. Как раз о тебе только что думал. И о том, где тебе место.

– Извините, пожалуйста, задумался, – непринуждённо улыбнулся Дмитрий. Когда всё время вот так болит, всё остальное кажется пустяком. Даже собственная смерть, не то что встреча с разъярённым быком.

– Мечтаа-а-тель!.. – язвительно протянул мужик и злобно выпятил подбородок. Бульдог – ни дать ни взять!.. И щёки так же трясутся. Слюна не течёт изо рта, но дело идёт к тому. Где-то что-то похожее Дмитрий читал – про бульдога, слюну изо рта. А! «Провинциальная трагедия» называется тот роман, вот только автора Дмитрий не запомнил. Неплохая вещица, есть прикольные места. Хотя в общем – так себе. Конъюнктура, одним словом. Но прочитать стоит.

На последнюю реплику Бульдога Дмитрий не ответил, потопал дальше. Чего люди ругаются?.. День сегодня, что ли, особенный, располагает к инцидентам разного рода?.. Да нет, день классный!.. Дмитрий с удовольствием вдохнул свежий воздух полной грудью. Красота!.. Жить вдвойне хочется после такого вздоха. Панкратов огляделся по сторонам. Народу-то сколько высыпало на улицы городка!.. Что сегодня, праздник какой-то?.. Или просто люди соскучились по нормальной погоде, надоели придирчивые морозы, а сегодня такая благодать!.. Солнышко яркое, пригревает старательно. Вот только каша под ногами. Но пока терпимо, ходить можно. Дело к весне, через недельку-другую потекут снега по-настоящему, наплаваемся…

Боль. Новая волна. Что там Дмитрий думал только что о любви к ней?.. Ах, да, боль надо любить. Обязательно!.. Как ребёнка в себе. Чем сильнее его любишь, тем добрее, отзывчивее он становится. Вот Дмитрий – любит свою боль. Как ребёнка. Но не ждёт, что она станет добрее. Раньше – ждал. А боль добрее не стала, напротив!.. В чём ошибка?.. Не надо ждать от боли адекватного отклика!.. Точно!.. Если ждёшь, что тебя полюбят в ответ, значит, с твоей стороны это и не любовь вовсе, а плата за что-то. Ты пытаешься купить хорошее отношение к себе. И платишь чем-то, что называешь любовью, но это что-то любовью не является. Потому что любовь – бескорыстная штука. То, что дарят безвозмездно. Дмитрий это давно понял, и перестал ждать, что боль пройдёт. Он уже давно любит её бескорыстно. Потому что она – часть его, Дмитрия. Она – это он сам, как же можно не любить её?!. Обязательно надо, и Дмитрий будет любить. И уже любит. Но боль от этой его, настоящей, любви не растаяла. Нет от боли взаимности, хотя Дмитрий и не ждёт её. Устал ждать и перестал. Просто любит. Бескорыстно… Ну а раз боль не проходит – значит, так Богу угодно. А то, что Богу угодно – то угодно и Дмитрию. Бога он чтит и любит. Безвозмездно – как свою боль. Эх, если не любви от неё, то хотя бы немного снисходительности.