Юрий Татаринов-Ангарский - Адонис Индиго

– А ты не боишься, отец, что через поколение здесь не останется ни одного кочевника: все разбегутся по городам?

– Не боюсь. Кто-то, конечно, осядет в городе; но не забывай – если у человека нет возможности жить в пригородных охраняемых коттеджах, ему уготованы плохая пища, загазованный воздух, преступность, наркотики, пьянство и тотальная обдираловка. Я убежден, многие, наевшись городских «прелестей», побегут назад и другим расскажут.

– Возможно. Извини, что опять перебил тебя, отец.

– Ничего, по делу. Так вот, необходимо найти новый источник поступления денег.

– Наверное, я мог бы как-то помогать, отец.

– Исключено. Нельзя бизнесу тащить на себе нахлебника. Я это знаю, и ты это знаешь. Община должна найти выход сама.

– Ты сам сказал, и это так: город завален пищевыми суррогатами, бросовым тряпьем. Можно было бы заняться производством мясных, молочных продуктов, изделий из шерсти. Да мало ли…

– Похоже, это – из будущих твоих предложений. И я с тобой согласен. Но это дело не ближайшего времени: понадобятся большие усилия и опять же деньги. И немалые. А окупится все – при лучшем раскладе – лишь через несколько лет.

– Я вижу, у тебя что-то есть на уме, отец. Скажи.

– То, о чем я скажу тебе, известно лишь шаманам и старейшинам рода нашего. Мне передано это отцом и твоим дедом мудрым Данзаном… Речь о древнем рецепте… Средство для омолаживания души и тела. Сложный состав и еще более сложный метод приготовления. Тайна эта известна только шаманам из племени цаатанов. Говорят, с одиннадцатого века… Основные ингрэдиенты встречаются только в наших местах и нигде больше в мире… Например, корни цветка Адонис Монгольский Индиго, вытяжка из пантов серебристого оленя… Имеет значение даже время заготовления, погода, и еще целый ряд условностей. Досконально знают только шаманы и передают по наследству…

– Вряд ли на этом можно заработать большие деньги, отец.

– Предвидел… – Оюунгэрэл хлопнул в ладоши, позвал:– Алтантуяа!

Полог отмахнулся, в юрту проскользнула изящная молодая женщина, одарила ласковым взглядом брата, обратилась к отцу:

– Вызывали, Ваше Величество?..

– Я тебе, юмористка, когда-нибудь уши оборву. Опять подслушивала?

– Вот так, брат любимый мой Наранбаатар. Отец вот уже двадцать восемь лет грозится оборвать мне уши, но до сих пор почему-то этого не делает. Наверное, потому, что я мало болтаю…

– Оно и видно… Сбегай, пригласи нашего гостя.

Наранбаатар откинулся на подушки, рассмеялся:

– До чего хорошо мне с вами…

Лицо Алтантуяа озарилось улыбкой; она метнулась к отцу, чмокнула в щеку, потом – брата; исчезла…

– Чертовка…

Вошедший человек сложил ладони, низко поклонился хозяину, полуповернулся-полупоклонился Наранбаатару.

– Присаживайся, мой дорогой друг. Приступим сразу к делу. Пока я наполняю твою пиалу чаем, прошу, скинь одежды, покажи моему сыну свое тело. Через год он займет мое место…

Гость молча распахнул дели. Взору явилось тело молодого богатыря со свежим блеском бронзово-смуглой кожи. Бросив Наранбаатару ясный мальчишеский взгляд, человек запахнул полы, двукратно опоясался кушаком, присел, почтительно принял поданную Оюунгэрэлом пиалу.

– Что можешь сказать о возрасте этого человека, сынок?

– Я увидел тело двадцатилетнего батыра. Но когда этот человек одаривал меня своим полупочтением, он не походил на юнца. Кроме того, он первым после меня узнал о твоем решении, отец. Кто он?

– Шаману Жадамбе было сорок пять, когда он причащал тебя, только родившегося, к духам огня, воды, земли , неба и солнца…

– Шаман Жадамба? Возможно ли это!?

– Да, он мой ровесник и он перед тобой.

Жадамба поднял глаза, приложил руки к сердцу.

– Прости старика и не держи на меня зла, Наранбаатар, сын и наследник славного Оюунгэрэл-гуая. Служил духам нашим и отцу твоему и служил бы верой и правдой тебе, но, вижу теперь, пора и мне передавать свое дело сыну моему Ундэсу. Подружись с ним, а он – с тобой. Перед вами большие дела во славу родов наших…

– Поговорим о насущном,– Оюунгэрэл отхлебнул чаю, посмотрел на Наранбаатара.– Жадамба-гуай согласен помочь. В интересах общины. Как думаешь, сын мой, так ли мало, как ты отмерил, заплатят за возможность омолодиться на двадцать-тридцать лет жены тех иностранных денежных мешков, которые будут сговорчивее при ведении дел с тобой?

– Отец, Жадамба-гуай… Мне тридцать четыре, а я все еще глуп и самонадеян… Конечно, это интересная и реальная затея. Скольких людей, не обязательно только женщин, мы можем облагодетельствовать за год?

Жадамба усмехнулся:

– Это не массовый продукт. Думаю, человек пять-семь, не более…

Оюунгэрэл согласно кивнул.

– По-моему, это оптимально. Создаст высокий спрос, даст достаточно денег и поможет бизнесу…

– Это полдела,– Наранбаатар взглянул в глаза Жадамбы, перевел взгляд на отца…

Шаман поднялся, прижал правую руку к сердцу, почтительно поклонился хозяину.

– Если мой господин меня отпускает, сейчас же отправлюсь к своей юрте. Мне надо о многом подумать, прежде чем призову сына своего Ундэса испить со мной чаю…

– Легкой дороги тебе, Жадамба-гуай. Через три месяца я объявлю сбор старейшин; приди и ты, и сына своего возьми.

Наранбаатар поднялся, взял в ладони руки Жадамбы, сказал, от сердца, простые слова:

– Спасибо тебе, Жадамба-гуай. Я не забуду тебя и дела твои добрые. Прощай.

Солнце клонилось к закату, но не о всем еще говорено…

– Ты сказал: «полдела». Так и есть. Какие трудности, узкие и рискованные места в этом деле усматриваешь? Обсудим…

Бизнесмен-сын глубоко задумался; старейшина-отец не торопил: сам в очередной раз критически оценивал много раз продуманное… Наконец, Наранбаатар очнулся от раздумий, поймал подбадривающий взгляд умных глаз, повел размеренную, взвешенную речь:

– Первое и, наверное, основное препятствие, о чем я не стал говорить при шамане Жадамбе… Власти – как законодательные так и исполнительные – весьма ревниво и негативно относятся к вывозу из страны предметов национального достояния, особенно таких, как, скажем, эндемичное и редчайшее растение Адонис Индиго, которое, насколько мне известно, не то что вывозить,– трогать запрещено… И в данном вопросе, как ни в каком другом, среди них полное единодушие, а как иначе!? Никто не хочет прослыть космополитом. Тебе об этом известно, отец. Я не такой дурак, чтоб делать все так, как мне предписывают власти, но о легитимном вывозе не может быть и речи; а если нас словят на контрабанде, авторитету общины конец на долгие годы со множеством вытекающих из этого последствий… Даже другие племена – несмотря на то, что все занимаются не только делами, но и темными делишками – вынуждены будут от нас отвернуться… А кто-то и очень обрадуется… Уверен, не зная решения, ты бы не взялся за это дело, отец…