Юрий Татаринов-Ангарский - Адонис Индиго

– Ты прав, сын мой. Я отвечу тебе; а пока продолжай…

Наранбаатар переменил позу, принял с благодарностью поданную отцом очередную пиалу, продолжил:

– Сбыт. Точнее нетрадиционный сбыт в кругах людей влиятельных и богатых. Дураков и наивных там днем с огнем не найдешь; поэтому покупать они не будут, пока не увидят товар лицом. Так, как продемонстрировали вы с Жадамбой мне… Но дело в том, что – дабы оценить эффект – увидеть-то результат они должны на себе или на тех, с кем часто общаются; а здесь возникают вопросы: какие понадобятся количества столь дефицитного препарата и сколько времени, если давать на пробу; не сочтут ли они рискованным применение неизвестно чего?.. Если бы нам удалось инициировать спрос, вопросы поиска партнеров, взаиморасчетов и другие технические вполне решаемы. Правда, можем столкнуться с недостатком людей проверенных и верных, а это в таком деле недопустимо…

– Ты закончил?

– Да, отец. Хотя пока я – как слепой в ночном лесу…

– Я сперва хотел тебя выслушать. Вижу теперь, что даже в темном лесу ты многое видишь. Ты стал умен и зрел, Наранбаатар; я не ошибся. Теперь слушай… Упомянутые тобой дела и делишки племен…

– Я не хотел, отец…

– Сказал не в укор тебе… Знай: все дела наши и помыслы направлены на сохранение того огня, что живет в сердце каждого истинного монгола… И я и братья мои старейшины племен и родов храним законы тысячелетние во благо народа нашего… Посмотри вокруг! Возьми тех же русских. Забыли предков своих славных – кто они теперь?.. Целуют ступни золотого дьявола… И если законы нынешние, во многом непутевые, в угоду выскочкам и корысти писаные мешают нам, мы не видим и не слышим их… Говоря просто, я терплю законы людей столичных лишь до той поры, пока считаю их непротиворечащими интересам коренных кочевников. Хотя считаю, что прямое противостояние непродуктивно. Более того, мы должны активнее входить во власть…

Помнится случай… Лет десять назад удумало Министерство охраны природы пересчитать, что растет в местах хубсугульских исконных наших, какой-такой зверь бродит-ходит по ним… Приперли сюда толпу балбесов со спальными мешками, котелками, фотоаппаратами и блокнотами, выпросили у нас проводника – дали мы им бурята из северных… И что ты думаешь? За неделю один с утесов оборвался, одного медведь наполовину сожрал, двое бесследно сгинули… Обратно летели как угорелые… До сих пор желающих повторить не видно…

Или вот недавнее: пришло в голову одной шишке из налогового управления пересчитать стада наши – налогом хитрым обложить хотел монголов: наверное, книжек начитался, мечтал кормильцем государства выпендриться. И что с того? Мы даже разозлиться не успели – ему, дураку, свои же по дурацкой по башке… Таперича помельчал: заместо баранов дни до получки считает.

Старый монгол легко встал, упреждающе поднял ладонь – «сиди» – в сторону посунувшегося встать сына, подошел к выходу, отдернул полог, прислушался. Повернул голову, сказал:

– Кочевники начинают сгонять стада на ночь. Ты утомлен? Мы можем договорить завтра…

– Я не устал, отец. Ты никогда не говорил так со мной. Да и не до усталости нам сейчас…

Оюунгэрэл опустил полог, вернулся, сел, подлил свежего чаю обоим.

– Здесь ты неправ. Усталый мозг не может родить мысль. Есть способы для быстрого отдыха, узнаешь… Раз ты готов, продолжу. Расскажу историю, которая несет ответ на главный вопрос: вывоз из страны.

III

Случилось это лет пятнадцать назад, в начале июня…

Ко мне обратился глава Мурэнской администрации, сказал, что Правительство по ходатайству российских властей просит оказать содействие какому-то их профессору в проведении опытов в районе гор восточного прихубсугулья; и этот ученый хочет встретиться со мной. Мне сие не очень понравилось, но, тем не менее, согласие на встречу я дал…

Встреча состоялась через несколько дней в моей юрте. Начал я ее осторожно и в высшей степени сдержанно, а закончилось тем, что мы проговорили весь день и расстались друзьями… Профессор оказался человеком старой закваски, лет пятидесяти пяти, высоким, нескладным, в очках и с небольшой бородкой. Он был интеллигентен, вежлив, честен, с чувством собственного достоинства и принципами – если бы это было не так, я сумел бы определить… Говорил негромко, взвешенно и уважительно, был знаком с нашими обычаями. Переводил брат твой Мэргэн. Звали пришлого Аркадий. Вот, вкратце, наш с ним разговор.

Из юрты выпорхнула тринадцатилетняя Алтантуяа, обратилась к ожидавшему русскому:

– Отец ждет Вас, уважаемый, входите.

Гость поклонился, сложился почти вдвое, широко шагнул в проем входа, стараясь не наступить на порог. Алтантуяа опустила полог; стоявшие вполукруг монголы уважительно заулыбались.

Оюунгэрэл встал навстречу, протянул обе руки. Гость с чувством ответил двуруким пожатием, проговорил:

– Спасибо, Оюунгэрэл-гуай, за то, что согласились говорить со мной. Хотя, подозреваю, мой визит не доставляет Вам большой радости…

Мэргэн переводил.

– Монголы всегда рады гостям,– правая рука старейшины прочертила в воздухе изящную дугу, указала вошедшему его место.– Садитесь и выпейте с дороги чаю; Вам какой больше по вкусу?

– Если можно, с козьим молоком. Меня таким угощали буряты на Байкале.

– Конечно. Алтантуяа!..– хозяин внимательно посмотрел на гостя.– Байкал – великое озеро, величавее нашего Хубсугула…

– Да, он больше размером и глубже, но по всем признакам Байкал и Хубсугул – озера-братья.

– Это так. Скажите, как мне Вас называть, расскажите немного о себе и о том, что толкнуло занятого человека в столь дальнюю дорогу?

– Полное мое имя Аркадий Леонтьевич Барадовский. Зовите просто Аркадий, можно Аркаша – как удобнее произносить. В недалеком прошлом я был профессором кафедры гидрологии одного из московских институтов; последние три года работаю старшим научным сотрудником в подмосковном секретном научно-исследовательском центре. Занимаюсь направлениями гидроакустики и гидролокации для нужд военных, иногда преподаю…

– Вы по доброй воле стали работать на военное ведомство?

– Да. Когда мне предложили, я с радостью согласился. Причина тому – возможность заниматься любимым делом… Военные обещали неограниченное финансирование; академическая же наука была попросту нищая: мне приходилось на проведение опытов тратить собственные – весьма небольшие – средства, и все равно этого катастрофически не хватало. Наверное, поэтому от меня ушла жена…

Через некоторое время стало понятно, что я совершил ошибку: работы и в самом деле хорошо финансировались, но велись под постоянным жестким давлением со стороны военных чинов; сводила с ума куча всяких бесед, тестов, инструкций и прочих касающихся обеспечения секретности атрибутов. Начальство и слышать ничего не хотело о недопустимости практического использования недодуманных и недоиспытанных научных разработок. Военные неукоснительно придерживались принципа: сегодня – деньги, завтра – результат. Я написал заявление с просьбой о переходе обратно в академическую науку; но мне пригрозили, что если я не выброшу из головы такие мысли, мной займутся люди, умеющие создавать большие неприятности; и что у меня нет иного выхода, как продолжать работать здесь. Хотя, думаю, выход есть всегда … Я рассказал все это, уважаемый Оюунгэрэл, потому что доверяю Вам и не хочу омрачить Ваше мнение о себе неискренностью и недосказанностью…