Робин Каэри - Купидон на вишне. Большой переполох в Лувре

Наконец, когда замолкли струны последней скрипки, тишина, воцарившаяся в зале, показалась настолько же пронзительной, как и только что сыгранный пассаж из нового героического марша, сочинённого к предстоящим празднествам.

– Кто посмел? – громко выкрикнул дирижёр и обернулся к дверям, испепеляя гневным взором переминающегося с ноги на ногу толстяка, державшего в руках огромный футляр.

– Я – Мандолини из Милана, – проговорил тот хриплым, будто осипшим от внезапной жажды голосом. – С рекомендациями для господина директора.

Люлли, а это был именно он, посмотрел на него свысока и небрежным взмахом тонкой кистью руки указал ему на угол, противоположный от того места, где стоял граф де Сент-Эньян:

– Ждите там! Я сам позову вас, когда закончу.

Краснея и отдуваясь, толстяк поплёлся к указанному ему месту. Видимо он уже понял свою ошибку в отношении личности господина директора ансамбля и был этим крайне смущён. Более того, он выглядел весьма напуганным. Ведь Люлли – тот самый флорентийский выскочка, и был директором ансамбля Малых Скрипок! И это он всего лишь одним росчерком пера мог лишить любого всякой надежды стать придворным музыкантом!

– Ещё раз, господа! Начнём с третьего такта. И пятая скрипка слева! Я слышу, как вы всё время отстаёте. Если у вас есть другие устремления, кроме как играть в королевском ансамбле, то убирайтесь! Прочь! На выход! – выкрикнул он, при этом указывая вовсе не на дверь, а на окна.

Заметив расположившегося там де Сент-Эньяна, Люлли мгновенно стушевался и оставил своё место в центре зала. Едва ли не в два прыжка он подлетел к господину обер-камергеру, сияя самой счастливой улыбкой.

– Чему я обязан радости видеть ваше сиятельство?

– Многому, мой дорогой Люлли! – граф ответил ему кивком, с достоинством приняв почтительный поклон в свой адрес. – Очень многому!

– Всё что угодно, месье!

– Во-первых, его величество ждёт вас нынче же после обеда. На прогулке в садах Тюильри, – проговорил граф, не торопясь передать всё, что Людовик ожидал от своего придворного композитора.

– Если такова воля его величества! – с готовностью ответил Люлли и повторил поклон. – Желает ли король, чтобы мы играли для него во время прогулки?

– О нет, что вы! – поспешил возразить де Сент-Эньян, краем глаза уловив беспокойство музыкантов. – Мороз и ледяные ветры – не лучшие спутники для вашей прекрасной музыки, мой дорогой Люлли. Нет! Будет достаточно, если в компании с вами к этой королевской прогулке присоединится и мэтр Бошан.

– Бошан? – в чёрных глазах флорентийца сверкнули огоньки нешуточной ревности. – А что же потребуется от него?

– От вас обоих потребуется внимание ко всему, что пожелает сказать вам король. И готовность приступить к воплощению его новых замыслов!

Хотя граф и не слыл любителем напускать туман в отношении своих собственных намерений, и обычно оставался предельно открытым с собеседниками, но, представляя интересы короля, иной раз он не упускал случая произвести на слушателей максимально эффектное впечатление. Он сделал несколько шагов по залу, при этом с лёгким изяществом скользя по гладкому паркету на самых кончиках туфель. Демонстрируя великолепное владение телом, он балансировал на одной ноге, медленно вытягивая вверх другую ногу, плавно покачивая при этом руками. В довершение ко всему, он непринуждённо и легко исполнил разворот, распростёр руки в стороны и отвесил грациозный поклон перед замершей в восхищении публикой.

Впечатленные этой спонтанной импровизацией, музыканты не скупились на аплодисменты, используя для этого, кто ладони, а кто смычки, которыми они постукивали по струнам скрипок.

– Не хотите ли вы сказать, что речь пойдёт о новом балете, ваше сиятельство? – едва слышно спросил Люлли, боясь поверить улыбнувшейся ему долгожданной удаче.

– Именно так, мой дорогой месье!

Любезный тон и внешняя непринуждённость графа слегка успокоили музыканта. Он резким движением поправил упавшие на глаза пряди чёрных кудрей и оглянулся в сторону притихших в изумлении скрипачей.

– Синьоры! Господа! Нас пригласили исполнять музыку для постановки королевского балета!

– Берите выше, мой дорогой, – поправил его де Сент-Эньян. – Его величество задумал приготовить необычное представление для святочного вечера. Новый балет! Это постановка «Триумфа богов Олимпа». Она будет представлена как танцевальное шествие. Вам предстоит написать марши и музыку к танцам и самому шествию, а в дополнение к ним несколько гимнов для хора. Ведь вы справитесь, не так ли? Даже, несмотря на нехватку времени? Во всём остальном – средства, музыканты и танцоры – его величество просил вас не ограничивать себя ни в чём ради грандиозного воплощения этого замысла.

– Время, месье граф, не имеет значения! О нет! Если сам король дарует нам своё благоволение!

Пафос, с которым была произнесена эта фраза, несколько обескуражил музыкантов, которые уже предвидели настоящий кошмар ежедневных и еженощных изматывающих репетиций. По их лицам было видно, что готовность Люлли, скорее, пугала их, а никак не воодушевляла. И только продолжавший стоять в углу Мандолини разразился громкими аплодисментами, выкрикнув во всю глотку:

– Браво, маэстро! Воистину мы создадим самый красивый и блистательный балет! Мы сыграем музыку, которую не слышали ещё ни при одном дворе! Нигде во всей Европе!

Люлли посмотрел на смельчака, сурово хмуря тонкие брови.

– Кажется, это ваш новый музыкант. Он прибыл из Милана с особыми рекомендациями, – представил виолончелиста граф де Сент-Эньян, а сам лёгкой походкой, почти пританцовывая на ходу, направился к выходу. – И я рекомендую его вам! – добавил он, остановившись на секунду в дверях, – у него необычайное рвение. Возможно, что оно подкреплено и недюжинным музыкальным талантом. И не забудьте, дорогой Люлли! Король будет ждать вас и мэтра Бошана в садах Тюильри. Прошу вас не опаздывать, мой дорогой маэстро!

И уже выйдя из зала, де Сент-Эньян вполголоса проговорил, обращаясь и к самому себе, и к дожидающемуся в коридоре пажу:

– Хм, маэстро! А ведь недурно звучит, а? Почему бы и нет!

Бегать на посылках в качестве королевского гонца с особым поручением было не впервой для маленького маркиза. Людовик часто посылал Франсуа с записочками или с просьбами передать что-либо важное на словах, полагаясь на его сообразительность и быстроту. Случалось, что маршрут гонца не выходил за пределы огромного зала Большой приёмной, но иногда ему приходилось добираться до самой дальней части дворца – в восточное крыло. Находясь с раннего детства в личной свите Людовика, де Виллеруа научился хорошо ориентироваться во всех королевских резиденциях, он был знаком с расположением апартаментов, приёмных и личных комнат всех важных и сколь-либо значимых придворных, которые постоянно проживали в королевских дворцах и состояли на службе у короля или королевы. Пользуясь вседозволенностью в качестве близкого друга короля, Франсуа беспрепятственно входил в любую часть королевского дворца, за исключением арсенала, кордегардий гвардейских рот и министерских кабинетов. Но и туда он и его товарищи по играм проникали тайком порой шутки ради, а порой на спор. Стоявшие на постах в карауле гвардейцы никогда не останавливали его на пути из одного зала в другой. Видимо, мальчишеские шалости и бунтарские выходки не были забыты напрочь теми молодыми дворянами, из которых были сформированы четыре гвардейские роты дворцовой охраны. Совсем по-другому вели себя швейцарцы из особой роты личной гвардии королевы, которой командовал сержант Дезуш. По слухам, сержант был доверенным лицом, а точнее, глазами и ушами королевы Анны Австрийской, и каждое утро являлся к ней в покои с подробным докладом обо всём, что произошло в королевском дворце за прошедшие день и ночь. Швейцарские гвардейцы, которыми командовал сержант Дезуш, были все как на подбор хмурые бородачи, одетые в форменные камзолы, сшитые по моде прошлого столетия. А помимо длинных шпаг у них на вооружении были громоздкие тяжёлые алебарды. Они всякий раз так и норовили подловить маленького маркиза де Виллеруа, чтобы устроить ему показательный допрос и повеселиться за его счёт. Однако же, несмотря на юный возраст, Франсуа был достаточно смышлён и дважды на одни и те же уловки не попадался. Сообразив, что встреча со швейцарцами приводила к потере времени и, кроме того, сбивала с намеченного маршрута, маркиз научился определять их посты караула, издали замечая броские красно-сине-белые камзолы и панталоны-буфы, и обходил их стороной. Со временем Франсуа умудрился запомнить ежедневный график несения караулов во всём дворце. Так и повелось с той поры, что юный стратег прежде, чем пускаться в бега с очередным поручением от Людовика, определял свой маршрут, выбирая те залы и коридоры, где в карауле стояли только гвардейцы из королевской роты.