Андрей Умин - Атлант поверженный

Платон едва успевал поворачивать на перекрестках между кварталами. Скорость захватывала дух, заставляя все нервные окончания замереть в наслаждении. Волны пульсирующих взрывов от всевозможных химических веществ наполняли тело и грозились вырваться наружу. Казалось, что невидимый ангел-хранитель впрыснул сразу во все вены электризующий порошок, вызывающий разряды массирующих органы молний. Миллиарды спешно перерождающихся нервных клеток создавали ощущение бурлящего первобытного супа, омывающего тело, как гидромассаж самого мощного на планете джакузи. Одна за другой все чакры и внутренние блоки раскрывались всесильным потоком энергии, мощным лучом, бившим в космос из головы, завершая собой пронзительный танец пространства. Спустя несколько сотен метров нестерпимого кайфа парень сбавил скорость и повернулся к девушке. На пассажирском сидении рассекающей город машины он увидел ее широко распахнутые глаза, как две маленькие жемчужины, окруженные ослепительным голубым небом посреди безбрежного счастья. На горящем всеми оттенками красного лице ни одна мышца не могла пошевелиться, а руки вцепились в края пассажирского сидения, как при внезапном падении с большой высоты. Только, в отличие от неожиданного полета к земле, в машине девушке ничего не угрожало, и она просто пыталась совладать с неожиданным, но приятным шоком.

Катясь вперед по инерции с отпущенным газом, два человека чувствовали, как в определенный момент их сердца забились быстрее цилиндров двигателя, а потом машина полностью остановилась посреди дороги в нескольких кварталах от места старта. Электрические оковы нервного исступления ослабили хватку, и парень с девушкой начали жадно дышать. Вспотевшие от наркотического экстаза высокой скорости, они заглатывали жадными ртами весь воздух, какой только могли, а когда отдающие в голову удары сердца привычно замолкли, Платон вновь посмотрел на Лию. Их взгляды встретились, а руки соединились на панели между сидениями. Ладонь девушки дрожала и была очень мокрой.

– Это опять случилось? – тихо спросила Лия.

– Да, ты потеряла сознание прямо на улице.

Она подняла перед собой свободную правую руку и ужаснулась от вида убежавших далеко вперед стрелок личного циферблата, а потом брезгливо повернула руку другой стороной и положила ее себе на голову, желая привести в порядок мысли. Растрепанные волосы создавали вокруг нее хаос, небрежный, неопрятный, с налипшей травой и кирпичной крошкой. Одним словом, прекрасный. С модельной укладкой, хорошим макияжем и в свете софитов любая девица могла быть красивой, а вот после потери сознания и чудесного спасения, идеально выглядела только одна девушка на Земле.

– Я помню, что у меня опять заболела голова, – медленно протянула она. – Как в прошлый раз. Только боль накатывала постепенно, еще до того, как Богдан позвал меня на улицу. Но я подумала, что просто переутомилась.

Тут она засмущалась. Собственные покрасневшие щеки намекали ей, что упоминание ухажера может ранить Платона, так сладостно, обреченно, по-щенячьи смотревшего на нее.

– А в прошлый раз тебе ре́зко стало плохо? – спросил он, желая помочь девушке, а не ревновать ее.

– Не знаю. Я тогда много выпила на вечеринке и решила, что намешала лишнего. – Она покраснела еще сильнее и начала смущенно поправлять свисающие на плечи локоны, накручивая их на пальцы.

– Ну слава богу, – искренне обрадовался парень. – Значит это не такой уж внезапный приступ и его можно предотвратить.

– Как? – с горечью улыбнулась Лия, обронив из глаз первые капли слез. – За мной даже скорая помощь не хочет ехать.

– Пофиг на этих гадов. Вот это гораздо лучше.

Платон провел по рулю трясущимися руками, яростно сжал кожаную оплетку. Безысходность стучала к нему во все двери, но привыкшее к гормональному и любовному нервному апокалипсису сознание уже невозможно было расстроить сильнее. Он просто хлопал по рулю, скрывая внутренний ужас.

– Тебе-то это зачем? – спросила Лия и, не дожидаясь ответа, разразилась слезами, едва успев закрыть лицо руками.

Тишину в салоне автомобиля наполняли ее всхлипы и вздохи, будто что-то родное и близкое разрывали на части. Платон положил руку девушке на плечи и приобнял. Конец жизни, апатия, безнадежность. Такое уже привычное парню настроение теперь наполняло их обоих, отчего на душе начали скрести кошки и становилось еще тяжелее. Растерев глаза, Лия никак не могла успокоиться от накатившего на нее ужаса, а убивавшийся по ней Платон теперь мог хоть целую вечность сидеть рядом, положа руку на нежное дрожащее плечо. Неизвестно, сколько могла бы продолжаться сцена столкновения с безысходностью, но личное пространство молодых людей начали нарушать пронзительные взгляды собиравшихся вокруг автомобиля пешеходов. Черный брезентовый верх машины создавал некую тень внутри салона, но через стекла все равно проникал яркий солнечный свет, предательски отражаясь наружу и выставляя все напоказ. Платон делал вид, что не замечает сжимавшегося кольца удивленной толпы, и поглаживал по спине переставшую плакать девушку. Будучи мужчиной, он пытался подставить плечо и внушить уверенность и спокойствие столкнувшейся с трагедией девушке. Он сам летел в пропасть с торчащими на дне острыми руинами разбитых желаний, но старался не подавать виду. Так или иначе, он уже давно не принадлежал себе. С тех самых пор, как в окне напротив его дома появилась Лия.

– Хочешь вернуться? – аккуратно спросил Платон.

Девушка молча кивнула, и он повернул ключ зажигания. Рев ожившего мотора, усиленный канонадой из выхлопной трубы, отодвинул зевак и намекнул, что им пора идти по делам. Положив правую руку на спинку соседнего кресла, Платон выгнулся назад и, стараясь ни во что не врезаться на узкой дороге, развернул машину в обратную сторону. Двигатель снова заглох и, нервно чихая, завелся в уже более дурном расположении духа. Тем не менее парень попытался найти с ним общий язык, ведя авто очень медленно и аккуратно, не переключаясь даже на вторую скорость. Сердечные клапаны забились в такт мягкому шелесту клапанов цилиндровых. Обратный путь занял гораздо больше мыслей, чем эйфорический бесцельный полет в неизведанное, из манящих красот которого они теперь возвращались. Руки парня аккуратно поворачивали руль по круглым дорогам кварталов, соединенных перекрестками, сверху похожими на зеркало Афродиты. Само же прекрасное создание положило голову на боковое стекло и смотрело на плавно перетекающий, как соус в охладительном аппарате, город. Все районы немного отличались друг от друга, и чем лучше ты их узнавал, тем больше различий видел. Но первым делом девушке бросился в глаза только другой цвет крыш трехэтажных домов и всяческое отсутствие деревьев. После выезда на новую крестовину эфеса очередного «зеркала Афродиты» пошли относительно высокие пятиэтажки, облепленные детскими площадками и уличными лотками. Почти во всех кварталах города стояли ларьки для удобства живущих вокруг людей, и только в районе Платона и Лии их изначально не предусмотрели с целью выстроить показательно красивый образ для фотографий в газеты и познавательные журналы. Неудивительно, что такая вылизанная до тошноты улица напоминала увеличенный в тысячу раз детский кукольный домик или же съемочную площадку «Шоу Фримена», вызывая множество вопросов и подозрений в головах двух молодых людей. Когда в окнах машины замелькали знакомые зеленые лужайки, чистые кирпичные стены, а над ними будто залитое голубой краской небо, девушка почувствовала себя дома. Если так можно было сказать о человеке, у которого дома никогда не было. Просто в отчаянном желании его иметь, быть как все, она самозабвенно вжилась в мысль, что выданная государством комната в этом малознакомом районе и есть ее родной, до боли любимый дом. Как же ей хотелось когда-нибудь искренне прочувствовать состояние уюта и безмятежности, которое ощущают обычные люди.