Чингиз Алиев - «Кто ты?». Часть 3

– Мунаввар очень хвалит тебя. Мы, пожилые люди, весьма скупы на похвалу. Но если это происходит, то сомнений в её достоверности и искренности не возникает. Так что будь как дома, и никаких денег за проживание я не возьму.

Это была маленькая высохшая старуха. Ей можно было дать и семьдесят, и сто семьдесят лет, но маленькие подвижные глаза и лёгкость движений говорили о большой жизненной силе, которая пока ещё у неё сохранилась.

– Я привыкла к маленькой комнате, – говорила между тем она, убирая с глаз волнистые седые волосы, – излишнее пространство угнетает меня. А ты занимай большую комнату, – с этими словами она достала из комода два ключа и отдала мне. – Большой – от входной двери, а поменьше – от комнаты, – пояснила она.

Большая кухня и комнаты – раздельные, высокие, как все старые постройки, – без излишеств были обставлены старинной и добротной мебелью.

– В шифоньерах хранится одежда покойного мужа. Один, какой хочешь, освободи для себя. Если что будет непонятно – спрашивай. А теперь давай знакомиться. Меня звать Вероника Исааковна. Молодёжь называет просто тётей Верой, так и ты зови. Я же буду называть тебя сынком. Не возражаешь?

– Нет, – ответил я.

– Я сама пропишу тебя. Слава богу, кое-кто из знакомых есть и по этой части. А умру, всё это оставлю тебе – у меня нет никого.

– Насчёт прописки, тётя Вера, можете не беспокоиться. Как мне сказали, в документах приглашённых на работу в аппарате Министерства делают отметки, равносильные прописке. А квартиру обещали дать в течение полугода.

Это сообщение, видимо, огорчило её. Она как-то сникла и тихо заметила:

– Поживём, увидим… Как бы там ни было, – добавила она опять бодрым голосом, – живи, как у себя дома. Такую квартиру вряд ли дадут рядовому работнику Министерства.

После разговора ознакомительного характера я сказал ей, что мне надо встретить зятя и, возможно, проводить его.

– Мы вчера прилетели из Москвы и собирались ехать в район. Так что надо с ним увидеться и ввести его в курс всех этих событий.

Я быстренько принял душ, написал на бумаге адрес и телефон тёти Веры, чтобы отдать зятю, натянул на себя синий спортивный костюм и вышел. Не дошёл я до угла дома, как получил довольно чувствительный удар мячом по голове. Мальчик лет двенадцати, пославший мяч в мою сторону, отделившись ото всех, стоял, приняв вызывающую позу, и был готов убежать, но не успел. Тремя мощными прыжками я настиг его и, схватив за шиворот, ударил в живот.

– Зачем ты это сделал?

Он заныл, схватившись за живот двумя руками, и стал убеждать меня, что всё произошло случайно.

– Врёшь, щенок, – повысил я голос, – я видел, удар был прицельный, – и я собрался ударить ещё раз.

– Оставь мальчика, это я ему велел.

На краю условного стадиона, где мальчишки разного возраста гоняли мяч, вместе с другими бабушками и дедушками стоял старый, не по погоде тепло одетый мужчина и спокойно перебирал чётки. Я отпустил мальчика, который, отбежав метра три-четыре, остановился и стал ждать, чем всё это закончится.

Я знал, что старики в Азербайджане пользуются особыми привилегиями. Горе тому, кто ослушается их, тем более если обидит. Но я знал и то, что старики у нас шальными делами не занимаются. Они являются гарантией мира и спокойствия. Натравливать людей друг на друга вовсе не стариковское дело. Поэтому, подходя к старику, я решал, как мне вести себя с ним: как с почтенным стариком или как с баламутом каким-нибудь. Тем не менее я вполне уважительно поздоровался со всеми и обратился к старику:

– Значит, вы велели этому мальчику ударить меня мячом?

– Да, – вызывающе ответил он.

– Почему? Интересно знать.

– Ты сам не догадываешься?

– Нет.

Пауза. Женщина средних лет, которая стояла рядом со стариком и вязала что-то похожее на детские носки, спросила:

– Ты откуда к нам приехал?

– Сюда я приехал из России, – ответил я.

Она многозначительно посмотрела на старика и осуждающе сказала:

– Я же тебя предупреждала, дядя Садых, что надобно бы объяснить малому на первый раз.

– Откуда я знал, что он окажется российским, с виду-то нашенский, поди, – и, обернувшись ко мне, добавил: – Вот что, сынок, может, я малость и погорячился, прости, но ты иди домой, к кому ты приехал, и переодевайся.

Увидев, что я непонимающе уставился на него, он объяснил:

– У нас мужчины не трясут мудями на виду у всех. Иди переодевайся и поблагодари Бога, что мы вернули тебя со двора. На улице не стали бы с тобой церемониться.

Я поднялся наверх и, умываясь, рассказал удивлённой моим быстрым возвращением тёте Вере о случившемся. Она обвинила себя, что не предупредила меня, и сказала, чтобы в дальнейшем я был предусмотрителен, так как этика здесь соблюдается строго.

– А этому дяде Садыху, впрочем неплохому старику, я дам жару, будь уверен, – сказала она.

Я умылся, надел костюм и пошёл в гостиницу встречать зятя.

Как-то я спросил Алекпера (сокращённо Алек – так звали того мальчишку), что было бы, если бы он не выполнил просьбу старика.

– Он пожаловался бы моему отцу, – ответил тот.

– И что же?

– Отец выпорол бы меня, а то и выгнал бы из дома.

– Выгнал бы из дома? – не поверил я.

– Да, – ответил он, а потом, чуть помолчав, спросил: – Вы у тёти Веры живёте?

– Да.

– В своё время они выгнали своего сына из дома, до сих пор живут как чужие.

– Разве у тёти Веры есть сын? – заинтересовался я.

– Конечно.

– Она говорила, что у неё нет никого.

– Она всем так говорит. Но у неё есть сын, причём не где-нибудь, а в нашем городе. Правда, я его не видел. Он ровесник моего отца. Отец нам и рассказывал про него.

– Так-так, – задумался я, – но ведь, согласись, Алек, это же чересчур получается наказание, это даже не наказание, а что-то другое! Не так я говорю?

– Наверное, так, но поступок поступку рознь. Тот совершил более постыдный поступок. Отец говорит, что он убил бы такого сына, не то что из дома выгнать.

– А что он сделал?

– Точно я не знаю. Ведь всё это происходило, когда меня ещё не было на свете, но, как я понял со слов отца, якобы он соблазнил оставшуюся после войны одинокой и не совсем здоровой девушку. Такие вещи здесь не прощаются. Отец говорит, что он, сын тёти Веры, живёт где-то в другом конце города, имеет свою семью и квартиру. – И он засмеялся.

– Что смешного? – поинтересовался я.

– Отец говорит, что он женился два раза. Пока жёны его не знали о том случае, жили, рожали детей, но как до них доходил слух об этом, бросали его и уходили, как в первый, так и во второй раз. Сейчас он живёт без жены с тремя детьми, а работает где-то в глуши на окраине Баку.

– Кто он по специальности?

– Точно не знаю. Но отец говорил, что он окончил государственный университет и является очень одарённым специалистом. Но опять-таки по той же самой причине не может устроиться на хорошую работу – не берут. По словам отца, от него отказались и все бывшие друзья и товарищи. Отец тоже долгое время не признавал его, но потом как-то смягчился, жалко, что ли, стало. Сейчас иногда они встречаются, в основном в шахматном клубе на прибрежном бульваре, куда отец ходит каждое воскресенье, как он сам говорит, сражаться с противниками.