Сергей Фокин - Библия смерти

Иоши. – Запомни лишь одно правило. Теперь и отныне тебя зовут Акайо Окумура. Так стань же достойным наследником своего отца!

Пятилетний ребенок понял, о чем просила его мама и изо всех сил старался играть в избалованного мальчишку, что сильного раздражало его самого. Использовав свои возможности во благо, Ясуши чтобы получить шанс избавиться от навязанной жизни и постараться забыть прошлое, уговорил родных отдать его в буддизм.

Ясуши. – Я хочу раскрыть собственные чакры…

Так прошли целые десять лет…

Жизнь не сильно изменилась. Имя Акайо так сильно пропиталось его кожей, что он полностью позабыл о существование родного брата и как его самого звали при рождение.

Весна была еще не окончена, но признаки жары давно предрекают лето, хотя многие его уже совсем не ждут. Третью неделю столбик термометра не опускается ниже тридцати градусов, и от этого сильно пугаются местные жители Японии. Рисовые поля в упадке, кругом царит засуха. Правда в семье Окумура жара встречалась иным способом.

Праздник Дончод-Хурал уже завтра. Живший полной жизнью Ясуши (хотя это имя уже давно никто не произносил), собирался отведать вкус праздника во всей его красе. Пользуясь покровительством отца, он уговорил его на неделю отправиться в храм Тодай-Дзи, что находился в городе Нара.

Иоши (единственный заданный ему вопрос и тот из уст матери). – А как же твоя учеба?

Ясуши. – Я лучший в классе!

Милые глаза, смотрящие в ее сторону, сладкая улыбка любящего сына, а большего для ответа и не требовалось. Отец лишь спросил, на какую сумму следует рассчитывать, увидев счет.

Ясуши. – Ты же знаешь, что она не превышает и тысячи долларов, как и всегда. Я не умею тратить больше.

Кэтсуо. – Верно. Хоть мне это совсем и не понятно. Куда подевалась твоя тяга к бахвальству. Но ведь я, наоборот, должен радоваться этому и, я и вправду счастлив, ты будешь достойной заменой своего отца. Твое нежелание им становиться скоро пройдет, вот увидишь.

На этом беседы за завтраком прекратились, а спустя опустошенные чашки улуна, все разбрелись в собственных мыслях нависших дел. Акайо, как его теперь требовалось именовать, воспользовавшись услугами отцовского водителя, был доставлен на вокзал, где на скоростном поезде собирался отправиться на день рождения, просветления и паринирваны Будды Шакьямуни – один! без сопровождения. Кэтсуо был, конечно, против, как и уверованию своего сына, но ему пришлось согласиться.

Ясуши. – Кроме меня в храм все равно никого не впустят.

И то была истинная правда, с которой пришлось смириться.

Молитва была окончена и все медленно пятясь назад, покидали кодо. Акайо оглядывая окрестности храма, удивлялся его красотой, пропитанной частичками самой истории.

(До боли знакомый голос). – Намо Будда, Намо Дхарма, Намо Сангха.

Эта молитва золотой монетой отзвучала в голове Акайо, словно он сам ее произнес. Слова бесконечно повторялись и любопытство заставило его вернуться назад. Подходя к преклонившемуся лбом к земле бедняку, Окумура испытал в душе немыслимое чувство боли и отчаяния. С ним подобное уже было. Но когда? Он никак не мог вспомнить. Молившейся не обращал на подошедшего абсолютно никакого внимания, хотя тот стал рядом с его головой. Молитва все продолжала свое пение, действуя на нервы, опьяняя голову.

Ясуши (невольно вырвалось из его уст). – Акайо!?

Молившейся резко прервался и медленно поднял свою голову. Глаза их только что соприкоснулись, но в душе каждого творилось полное понимание возникшей встрече. Близнецы вновь обрели утерянную между собой связь, но радости от встречи не было ни у кого.

Ясуши (начал он разговор). – Брат мой. Никогда уже не думал я встретить тебя, да еще и живым, полным сил.

Акайо (с сухостью в голосе). – Ты забыл сказать бедным!

Ясуши. – Не стоит изливать на меня свой гнев. Я был таким же ребенком, как и ты и сам долгое время пытался осмыслить то, что сделала наша мать.

Акайо. – Она всегда любила тебя больше всех. Это аксиома! Не стоит оправдываться. Я жив, благодаря молитвам и не более. Обо мне некому позаботиться, и я не купаюсь как ты в золоте. Убирайся туда, откуда пришел.

Ясуши (искренне). – Прости, коль винишь во всем меня. Но давай забудем не на долго о вражде. Сегодня такой великий день. Позволь мне пригласить тебя к себе и разделить ужин.

Акайо (холодно). – У меня нет такого желания, но вера учила меня не отказываться от подношения в еде, и я принимаю твое приглашение. Но, не вздумай предлагать мне деньги. Я не возьму их из твоих рук.

Ясуши. – Хорошо, я учту твои пожелания.

18:00

Секундная стрелка не успела еще начать свой новый цикл, открывая двери следующим минутам жизни, как зазвонил звонок двери. Ясуши пол дня готовился к встрече, размышляя над тем, что скажет брату. Помощь принимать он отказывался, а вернуть кровь домой шансов не было (или были?). Все, чем он мог ему сейчас помочь – это накормить голодный желудок, который, по всей вероятности, давненько не вкушал съестных харчей.

Ясуши. – Брат мой! Ты все же пришел. Рад, что ты не передумал.

Ясуши направился в его объятия, но Акайо насухо ему отказал.

Акайо. – Я сказал, что приду, а мое слово еще имеет цену. И в этом заслуга совсем не вашей крови. Тебе не ведомы такие мелкие формальности.

Ясуши. – Может на время прервемся, а то в коридоре разговаривать как-то неудобно. Пройдем к столу.

Акайо молча проследовал по направлению выставленной руки брата.

Акайо. – Я ведь тебе ясно дал понять, что не приму от тебя милостыню.

Ясуши. – Это всего лишь ужин. Не стоит его оценивать как-то иначе.

Акайо. – Просто ужин! С какой легкостью ты стал прощаться с отцовскими деньгами. Просто ужин, мой дорогой, не стоит тысячу долларов.

Ясуши. – Я, возможно, виноват перед тобой, хоть и сам так не считаю. Это меньшее из того, что я могу для тебя сделать.

Акайо. – Идя сюда, я долго размышлял, как поступить правильно, не взирая на законы моей общины…

Ясуши. – Брат.

Акайо. – Послушай. Я не отыму много твоего драгоценного времени. Так вот. Я надеялся, что ты остался все тем же примерным мальчишкой, который совсем не вписывался в тот мир, в котором ты живешь. Ведь это именно поэтому тогда решили отдать тебя, а не меня. Ты не чувствовал вкус денег. Я до последнего пытался в это верить. Но я ошибся! Впервые за последние десять лет. Твоя мать жестока, как и ты. Мне стоило еще ребенком опасаться ее нежных рук. Ее я не прощу никогда и желать здоровья ей не стану. Как и тебе. Видимо так и должно было все закончится. Справедливость сама решила восторжествовать в красках порока.