Ян Жнівень - Лучший друг

На этой скудной на краски улице их встретил приторный и мерцающий всеми возможными цветами радуги отель. Он весь был увешан каким-то безвкусным неоном, золотой окантовкой по фасадам старого здания, длинными, чуть ли не свисающими до земли вывесками и микрофонтанами, не так давно начавшими выпускаться в «Новой Республике» возрожденной из послевоенного пепла компанией «ГидроЛайф». Отель обозначался всеми пятью звездами, несмотря на то, что сам он тянул от силы на три. Такое решение комиссия «Новой Республики», что немудрено, приняла не по глупости, ведь из семи отелей в городе это единственный, способный дотягивать хотя бы до трех, оттого и имел на общем фоне самопровозглашенные пять звезд. Правда, законные три звезды не мешали задирать ему цену как для всех семи, а-ля лучшие отели Дубая. И смотря на всю эту безвкусную роскошь, которой страдал отель «Бриллиант-Менск», Егор поневоле грустил, понимая, что, создав комиссию по отелям, отдел по борьбе с мышами-полевками (действующий в рамках одного лишь парка на всю «ветвь»), департамент незаконного расположения билбордов (что был не нужен от слова совсем), а также конгломерат для упрощения работы корреспондентам в трудные дни разрывающихся в воздухе ракет, они забывали о важных проблемах, словно нарочно отказываясь их решать в угоду мнимой видимости своих действий. Только вот в том и проблема, что была одна лишь видимость от этих действий, не говоря уже о том, что все вышеперечисленное являет собой бесполезные, лишь только откусывающие по чуть-чуть от довоенных ресурсов кусочки, где люди не работают, а прохлаждаются. Само собой, из офисов этих нерадивых компаний выходили лишь статные лица и фигуры, получавшие «законный» процент от людей, которые работали на по-настоящему важных и востребованных местах, зарплаты которых делали лишь чуть выше других, менее востребованных, но урезанных во много раз. И все для какой-то шайки запоздалых и засидевшихся толстых людей в сюртуках и с золотыми сигарами, деньги у которых были вместо эритроцитов, плавая в крови в виде чеканных монет. Так и образовывались прозванные в народе «департаменты дебилистики».

Все трое вошли в нескромный вестибюль, украшенный красной, бурой и белой мозаикой на полу, а также стеклянной люстрой на пестром потолке. Круглое помещение сразу же встречало гостей стойкой регистрации, баром слева от нее, переходящим в банкетный зал, и лестницей, ведущей к номерам. У стойки их встретила пухлая, с пожелтевшими от отечественного дешевого кофе зубами женщина. Несмотря на все эти естественные для жителей «ветки» черты, она была милой и приветливой, вселяя спокойствие и обнадеживая путников тем, что отель обещает быть приличным. Женщина обнажила зубы в улыбке и сходу спросила:

– Здравствуйте, уважаемые посетители нашего великолепного отеля «Бриллиант-Менск». Что я могу вам предложить? Номер? Развлечения? Спа? Массаж, или все и сразу? – говорила она, словно запрограммированная определенным образом. Это механическое, слегка неестественное приветствие почему-то только больше успокоило прибывших в отель.

– Нам бы номерок, самый дешевый, на трех человек. И бар, желательно, – отвечал на программный набор слов пухлой дамы Лёша, копаясь в кошельке и заранее подсчитывая скудный запас купюр. – Сколько с нас?

– На трех… та-ак! С вас двести пятьдесят рублей пятьдесят пять копеек, – выпалила она все так же странно и хлопнула в ладоши. Ее огромные руки затряслись, словно желе, от такого жеста. – За спа, бассейн, бильярд, игровую и массаж доплачивать будем?

– А что, и массаж есть? – спросил Лёша, припоминая массаж от Леры, которым она ублажала его. Он нервно облизнул губы, но осекся, понимая, что вряд ли найдет среди тысяч ручки такие же, как были у его пассии.

– Алло! – оборвал его Егор.

– Да, точно, – старший брат с жалостью достал свой, как он любил его называть, «лопатник», и без того находившийся в прискорбном положении – исхудалый и голодный, – и они успешно расплатились, забрав свои ключ-карты и удалившись в номер.

Выданная им комната оказалась намного более приличной, нежели они ожидали (а ожидали они золотых львов и бриллиантовые окантовки потолков). Вообще, такое утверждение относилось ко всему отелю – снаружи был один отель, а внутри, за исключением залы и столовой, другой. Так, их номер представлял из себя тесную комнатушку с одной большой кроватью и двумя белыми пуфиками, использующимися как одно дополнительное место, чтобы спать или просто сидеть. На полу был пушистый белый коврик, вылизанный до белоснежного цвета, потертая плазма на стене и четыре стакана под ней с брошюрой, в которой Лёша вычитал про комплексы питания и прочее, что должно было насытить их и напоить.

Также в номере имелся шкаф, душевая и туалет. Все выглядело цивильно. Маша сразу заняла широкую кровать и растянулась на ней, в блаженстве подложив мягкую подушку под нос и уткнувшись в нее. Егор лег рядом и положил голову на вторую, почувствовав, как тонет в мягком матрасе и пухе.

– Во дела-а, – протянул он, выпучив глаза. – Даже не припомню, когда последний раз чувствовал такую мягкость и приятную прохладу.

Старший брат резко выхватил у него подушку из-под головы и начал мять ее и тискать, бурча себе что-то под нос с очень сосредоточенным лицом. Маша, что вскоре и вовсе войдет у нее в привычку, расхохоталась, смотря в его неуверенную, но такую серьезную и бескомпромиссную физиономию.

– Эх, то же самое было у Леры дома. Мы лежали на таких же подушках, а кое-что было даже мягче, – он вытянул язык и скорчил насмешливую мину.

– Комик-лицедей несчастный, – Егор фыркнул и с улыбкой забрал у него подушку.

Маша включила телевизор, а старший брат спустился в бар. Вдруг, словно что-то вспомнив, она, стараясь не терять времени, выключила телевизор удалилась в ванную, дабы перед долгим походом привести себя в порядок. Пока она была в ванной, Егор начал в судороге себе представлять разные варианты развития событий после того, как она выйдет. Его юношеская наивность фантазировала такие сцены, что самому стало страшно. Он поспешно включил телевизор, чтобы отвлечь взбудораженный мозг, но даже так он чуть трясся и украдкой смотрел в сторону ванной.

Когда же девушка вышла из душа, его сердце окончательно упало. Все предположения и решения по выходу из неловкой ситуации словно испарились, он был не в силах даже припомнить детали своих планов. Невидимая рука, крепко сжимающая его скулы и щеки, не давала отвернуться, от чего он смотрел на нее больно нагло и пошло, краснея и быстро моргая, чего она, благо, не замечала, то поправляя мокрые волосы, то поворачиваясь к нему в профиль. Егор рассматривал ее здорово-бледную кожу, выделенные ключицы, плавно переходящие в плечи, и ярко выраженные дельты рук, от чего у него слегка закружилась голова. Немного бросило в жар, подобно тем случаям, когда тетушка Твид просила его сходить в магазин.