Ян Жнівень - Лучший друг

– Ты так сладко спала, что мне было как-то стыдно будить тебя, – сказал Егор и словил на себе смущенный взгляд подруги.

Только после он понял, что удар по макушке пришелся не чем иным, как ее грудью. Сначала он, естественно, испугался, а потом его вдруг осенило, а по макушке пробежали мурашки. От ее стеснительного личика внутри него все начало просыпаться быстрее, но его не отпускал страх и чувство стыда. Пусть даже в такой обстановке, но Егору было приятно просыпаться в одной комнате с ней. Никогда раньше он не начинал день с женской груди, и вот теперь в нем как-то умещался стыд и необоснованная гордость.

– Да и что девушке спать на таких неудобных пуфиках, в конце концов. А то, что Джо тебе загоняет, так это он просто пытается шары подкатить, – отвечал только что проснувшийся старший брат, довольный тем, что его избавили от лишних телодвижений для выключения будильника. – Как ты быстро вырос, однако, – Лёша в своей манере спрыгнул с пуфов и начал усердную зарядку.

– Пошел ты! – возмутился Егор. – Маша, не слушай его. У него такая привычка – бред по утрам нести. Еще и с похмелья небось.

Старший брат, прыгая на правой ноге, засмеялся во весь голос, и у всех троих моментально отпало желание ложится спать, хотя Лёша еще дал себе покряхтеть, ежась от холода и пробирающего его от похмелья озноба.

Егор вышел из комнаты, вернувшись только через пять минут с тремя кружками чая на подносе, заветренными булочками с джемом и песочным печеньем. Это был не полный комплект завтрака, включенного в стоимость, потому что в такую рань никто им готовить в трехзвездочном отеле фуршет не собирался. Вдоволь насытившиеся в свое время скудными завтраками, что уже начинали всплывать в памяти как элемент их роскошной жизни, братья переглянулись и надулись, а вот Маша наоборот: девушка взяла свой фотоаппарат, именуемый «Полароид 255», и сфотографировала булочки, очень по-детски ухмыльнувшись.

– Довольствуйся тем, что имеем, – упрекнул его младший брат и скорчил осуждающую мину. – В запасе и так не много еды, так что экономим, как можем, граф Алексий.

– Ой, а что это ты такой юморной с утра? – спросил Лёша и дал подзатыльник брату, после чего злорадно засмеялся.

Все трое, а Егор и с обидой, принялись с жадностью за скудный завтрак, который выдала та самая пухлая дама у стойки, отрабатывающая ночную смену и буквально засыпающая на рабочем месте. Лёша и Маша жадно принялись за булки, но каждый ел по-своему, а Егор это исследовал в своих, как он полагал, научно-психологических изучениях: старший брат, буквально проглатывающий крохотные булочки со сладким джемом, запивал все это обильным количеством чая, запивая это еще и порцией кофе из термоса, в то время как Маша, не менее жадно кусающая мучное, хотя бы удосуживалась вытирать капельки джема с пухлых губ.

Испытывая чувства жалости и умиления, Егор готов был взорваться от любопытства. Он хотел получить от Маши еще одну улыбку, так трогающую его, но в то же время хотел и прощупать почву, научившись этому приему с Лерой. Он протянул ей свою булочку. Она жадно посмотрела на нее, стараясь скрыть желание выхватить ее из его рук. Прямо напротив старший брат посмотрел на него как на предателя, прищурив глаза и вызывающе нахмурив брови. Младший брат даже не посмотрел в его сторону.

– Спасибо, – шепотом сказала Маша. Она, слегка робея от неловкости, выхватила булочку и, почти не жуя, проглотила ее. – Не надо на меня так смотреть!

Она моментально изменилась в лице и нахмурилась, приняв свой прежний, холодный и слегка надменный вид. Но Егору и этого хватило: одна только улыбка на ее лице моментально насытила его, и он, в гордом одиночестве, продолжил пить свой разведенный кислым молоком отечественный чай.

Все трое, не выжидая лишнего времени, которого у них было как кот наплакал, принялись одеваться. Маша набросила на себя свою любимую куртку в шахматную клетку, старший брат пальто, а Егор приоделся в новую темно-синюю клетчатую рубашку, навесив сверху легкий шарфик и вернув клипсу на ухо. Они вышли в коридор и спустились к полной даме, уже уложившей голову на стойку. Лёша, взяв на себя инициативу, налил бутылку пива, положил ее в рюкзак и оставил около дамы их ключ-карты и пять рублей за бутылку.

Путники вышли на все еще темную улицу, на которой, что не характерно для раннего лета, пока не собиралось проглядывать из-за горизонта солнце. Лёша зашел в круглосуточный магазинчик с изрезанной суровыми ветрами стеклянной вывеской за сигаретами и вариантом карты города поменьше, чем их метровый экземпляр, уже заранее исчерченный его путями и пометками. Егор тоже зашел в магазин после него и быстро вернулся с каким-то свертком, поспешно запихивая его в рюкзак.

Развернув карту, он засунул сигарету в рот для утренней процедуры насыщения никотином и начал говорить, слегка понизив голос, опасаясь редко разгуливающих в округе армейцев:

– И что им не спится-то. Псы позорные, – возмутился Лёша и сплюнул себе под ноги.

– Ха-ха, какой ты злой, однако, – язвил Егор.

– Все, тихо! Итак, мы начинаем отсюда, – он поставил черную точку около метро, рядом с которым и стоял отель. – Нам нужно пройти семь километров за четыре часа, что можно бы было сделать без проблем, но на пути ждут блокпосты – вот они. Их два: перекресток через четыре километра и Т-образный перекресток прямо перед станцией поезда. Их мы должны обойти настолько далеко, насколько это вообще возможно, учитывая, что по бокам тоже разгуливают стайки этих гадов. Мы обойдем блокпосты и где-то за три часа доберемся до станции. Я думаю, что, кроме армейцев да шальных снарядов с севера, нам бояться нечего. Вы готовы?

– Конечно, – в унисон ответили остальные.

– Отлично. Армейцам в глаза не смотрим, а просто беседуем о всяком и ведем себя максимально естественно; спустя где-то половину километра мы уже будем их избегать, чтобы не ловить лишних вопросов. Спустя километр мы вообще не попадаемся на глаза – расстреляют на месте.

– Откуда ты все это знаешь? – поинтересовался Егор, точно знавший, что такой информации нигде нельзя было узнать, кроме как из личного опыта да из рассказов людей с опытом.

– Джо, без глупых вопросов. Просто делаем так, как я говорю. Как видишь, армии почему-то не особо выгодно предупреждать своих же граждан; черт поймешь, что у них в голове. Когда-нибудь мы это узнаем, не сомневайся.

Старший брат гордо вытянулся, распрямил затекшие плечи и выбросил окурок. Еще когда они проснулись, он успел пожалеть, что так много выпил перед сном, а теперь так вообще шел, еле противясь внутреннему шторму, который пинал его из стороны в сторону. Теперь Егор и Лёша держали путь до поезда с больными головами, поддерживаемые лишь прагматизмом Маши и минимальной осведомленностью старшего брата. И даже так Егор никак не мог найти себе места. Его чувство собственной бесполезности угнетало все сильнее, а вместе с ним всплыли и прежние переживания. Так ему пришлось идти очень долго, натягивая на лицо притворную улыбку и стараясь казаться максимально сосредоточенным, хотя почти никто, за исключением брата, не был так в себе уверен.