Вадим Кучеренко - Нежить

Был бы лес, а леший будет!

Предки наши крепко знали:

Если кто о том забудет,

Выйдет из лесу едва ли.

Лешему одна забота –

Человека заморочить,

Завести с тропы в болото,

Смерти страх в душе упрочить,

Серым волком рыскать в поле,

Филином ночами ухать…

По своей, чужой ли воле

Зло в крови лесного духа.

Но ему по нраву дело.

Со времен проклятья Евы

В нем вражду зажег умело

Соблазнитель юной девы.

Лешего судьба такая –

Не живет, не умирает.

Нежить он; душа простая

Людям не прощает рая.

Но в семье не без урода.

В дебрях Сихотэ-Алиня

Жил позор всего их рода,

Леший – сущая разиня.

Не космат, всегда опрятен,

Будто не в лесу он жил,

Быть пытался всем приятен,

Словно и не лешим был.

Днями пас он зайцев мирно,

Ночью лунной тихо пел,

И, с рожденья нравом смирный,

Ненавидеть не умел.

Век за веком коротая

В сумрачном своем лесу,

Леший жил, не понимая –

Кротость лешим не к лицу.

Оттого и слыл блаженным,

Никудышным – просто брось.

Леший, если он смиренный,

Со своим народом – врозь.

А ему и горя мало,

Что бесчестит грозный род.

Леший – он упрямый малый.

Афанасий тем и горд,

Что с лопастой дружбу водит

И с кикиморой прядет,

С полевыми хороводит

У костра ночь напролет.

Он шутя сносил презренье

Нежити округи той.

Леший чтит свое сужденье,

Мненье прочих – звук пустой.

Так и жил бы вечно, мнилось,

Поживал бы, как пришлось,

Но однажды приключилась

С ним беда. И началось…

Ведь обычно так бывает,

Что одна беда к другой,

Как снежинки, налипают

И грозят большой бедой.

Средь леших мало пастухов.

Попробуй-ка, поспей за зайцем,

Когда он деру даст без слов,

А беглеца не тронь и пальцем!

Но Афанасий знал секрет,

Как управлять косой зверушкой.

Он стадо выводил чуть свет,

И то тучнело на опушке,

Пока сам Афанасий млел

Под солнца жаркими лучами,

Иль мастерил свой самострел,

Охотой балуясь ночами.

В то утро леший был рассеян.

Своей природе вопреки,

Забыть не мог, как был осмеян

Он на рассвете у реки.

Младые нагие шутовки

Его забрызгали водой,

Крича, что очень он неловкий,

И почему не с бородой?

Взыграла кровь… Но водяной,

Заслышав крик и смех не в пору,

Русалок всех прогнал домой

И помешал их разговору.

Но Афанасий все ж успел

С одной из дев перемигнуться.

И вот теперь понять хотел,

Чем мог ей леший приглянуться.

Русалки чарами сражен,

Забыл мечтатель наш о деле.

А потому не сразу он

Заметил филина на ели.

Тот затаился средь ветвей

И был на вид совсем как птица,

Вот только не было бровей

И словно опалил ресницы.

Каким ни слыл бы простаком

Наш леший, но не усомнился:

К нему в обличие таком

Далекий родственник явился.

Не филин был то – леший старый,

Своим дурным известный нравом.

Легко затеять мог он свару,

Когда не получал что даром.

А что мог Афанасий дать?

Ну, разве желудей в лукошко,

Иль стадо зайцев перегнать,

Когда бы было то у Прошки.

Ведь старый был беднее мыши,

Чужим добром лишь мог разжиться.

Затем и из лесу он вышел,

Чтоб парой зайцев поживиться.

Но Афанасий был сильнее,

Отнять рискни – так быть беде.

Пусть хил ты, Прошка, но умнее,

Так думал леший о себе.

Коварный план обдумав, тенью

Гость к Афанасию слетел.

Вернув свой облик, возмущенье

Изобразил и заскрипел:

– Как можешь быть ты безмятежным,

Ведь каждый леший на счету.

А может, стал ты слишком нежным,

И я напрасно речь веду?

Тогда беги, скрывайся в чаще,

И носа высунуть не смей.

Что из того, что все пропащим

Сочтут тебя, ведь жизнь ценней.

– Постой, за что меня ругаешь? -

Был Афанасий изумлен.

– И зайцев ты моих пугаешь,

Им портишь аппетит и сон.

– Кикимора, не леший ты.

А я еще не верил слухам!

О прялке все твои мечты…

– Эй, Прошка, враз получишь в ухо!

Наш Афанасий осерчал,

А Прошке лишь того и надо.

Обида, старый леший знал,

И черта выманит из ада.

– Бес в воду, а пузырья вверх, -

Ответствовал без страха Прошка.

– Ты ссоры ищешь, как на грех.

Подраться можно бы немножко,

Да только не затем я здесь,

Чтоб кровью орошать кусты.

Тебе принес дурную весть,

Так выслушай сначала ты,

А там решим, чем нам заняться,

Куда нам силушку девать.

Недаром лешим битвы снятся –

Пришла пора повоевать.

Был Прошка мастер завирать.

Любил он юным лешим спьяну

То быль, то небыль рассказать.

Вот и сейчас пустился рьяно:

– Лешак и водяной всегда

В согласии и мире жили.

Нам лес навек, ему вода –

На том когда-то порешили.

Раздора не было с тех пор

Меж лешими и водяными.

Блюли мы строго договор

И стали, почитай, родными,

Не чванясь тем, что ближе леших

Был водяной нечистой силе,

Нередко конных мы и пеших

Из леса в омут заводили,

И водяной их всех топил,

Тряся зеленой бородою.

А после гоголем ходил,

Всплыв колесом по-над водою.

Косматый весь, опутан тиной,

То выпью крикнет, то совой –

Утопленник бы сам картиной

Залюбовался, будь живой.

Теперь совсем другое дело.

Как будто беса подменили:

Ему оставили лишь тело,

А чести бесовской лишили.

Он леших вздумал обвинить:

Мол, милосердны те не в меру,

Готовы людям все простить

И перейти в чужую веру…

Нет в этом правды ни на грош,

Но верь мне, леших ждут напасти!

Ведь слово лживое как вошь

Свербит и разжигает страсти.

Недолго ждать нам – водяной

Всю нечисть ополчит на леших.

И в лес придет народ иной,

И будет вволю беса тешить.

А нам придется пасть геройски,

Или бежать всем в города.

Ведь, я скажу тебе по-свойски,

Не победим мы никогда.

Давно уже угас наш дух,

Нам зайцы белый свет затмили.

Был леший воин – стал пастух.

Прав водяной, мы все забыли.

Умолкнул Прошка, и слеза

Скатилась вниз по наглой роже.

Он пальцем обмакнул глаза,

Ведь плакать лешему негоже.

А Афанасий странно тих.

Он вракам всей душой поверил.

Казалось, даже лес затих,

И в страхе разбежались звери.

А вместо них из всех оврагов,

Из ям, берлог и буераков

Полезли полчища врагов,

Подобия кошмарных снов.

Бесплотные, стоят безмолвно

За каждым деревом и пнем,

Команды ожидая словно

Всех леших истребить огнем…